Слово и части речи. Владимир АлпатовЧитать онлайн книгу.
и изучать ее в системе, тогда как предложные (послеложные) конструкции редко описываются столь же системно, как грамматические категории. Аналогичным образом Н. И. Конрад пытался найти словоизменение, аналогичное русскому, даже в китайском языке [Конрад 1952].
Однако в наши дни очень немногие признают для японского языка именное словоизменение, но не произошло отказа от изучения в нем категории падежа. Здесь явно вступили в противоречие различные привычки носителей русского языка: с одной стороны, хорошо, если в языке имеются падежи, с другой стороны, привычно считать, что грамматика – это, прежде всего, словоизменение. Но рациональнее оказалось сохранить понимание приименных показателей синтаксических отношений как падежных, отказавшись от слишком жесткого для многих языков понимания грамматической категории как обязательно синтетической (эту точку зрения формулирует В. Б. Касевич [Касевич 2006: 481]). А позиция противников падежного словоизменения в японском языке оказалась сильнее: синтаксические критерии, как уже говорилось в разделе 1.4.2, больше расходятся с привычными представлениями о слове.
1.9. Проблема слова в других лингвистических традициях
В других лингвистических традициях также имеются некоторые базовые единицы лексики и грамматики. Рассмотрим вопрос об их лингвистическом статусе.
Пожалуй, в наименьшей степени с европейской традицией расходится по данному вопросу арабская. Вопрос о границах слова и о членении текста на слова в ней решается примерно так же, как в европейской арабистике; см. [Старинин 1963]. По-видимому, слово в арабской традиции в первую очередь соотносится со словоформой I в смысле [Алпатов 1979а]: среди выделяемых здесь «частиц» есть несомненные форманты. Однако в отличие от античной традиции у арабов базовых единиц две: слово и корень; особая структура семитского корня требовала его обязательного выделения, тогда как структура древнегреческого и латинского языков позволяла обходиться без такого понятия. Возможно, и европейское понятие корня восходит к арабской (или близкой к ней еврейской) традиции.
Иначе дело обстоит в дальневосточных традициях, среди которых, помимо японской, рассмотрю бирманскую, китайскую и вьетнамскую.
Как пишет исследователь бирманской традиции В. Б. Касевич, в ней «отсутствует сколько-нибудь последовательное различение морфологии и синтаксиса. Основные понятия грамматического анализа суть следующие: вэча “предложение”… наусхэ “частица”, цоу “группа, член предложения”. Под последним понимается один или несколько слогов, оформленных частицей (частицами). Реально, впрочем, требование оформленности не соблюдается, а термином цоу обозначаются также члены предложения, не имеющие эксплицитного оформления» [Касевич 1981: 207]. Далее В. Б. Касевич пишет: «В грамматику включается то, что обладает высокой частотностью употребления… Из отношений лишь более конкретные, типа “приходиться кому-л. кем-л.”, выводятся за пределы грамматики. Более же абстрактные (соответственно