Белые одежды. Владимир ДудинцевЧитать онлайн книгу.
образованные спросили бы – а к чему эти жертвы вообще?
– Погоди, Федя. Погоди, запишу… – у поэта в руках уже были ручка и пачка сигарет. – Давай, давай…
– К чему, говорю, эти обряды делу революции? Родители – они ведь сами по себе. Раньше, например, полагалось носить крест. Тут есть, Кеша, что-то от человеческого жертвоприношения… Не каждый из этих был в исступлении… Не все пылали, ты прав. Иные трезво предавали, чтоб спасти себя, а иные – чтоб и взлететь…
– Ты думаешь? Ну, ну. Продолжай…
Федор Иванович с грустью посмотрел на его исписанную сигаретную пачку.
– Такая публикация не есть доказательство революционного образа мыслей. Наоборот! Этим утверждается: думай, что хочешь, но только про себя. Сделай эту подлость и обрежешь концы. Газета пойдет в архив под надежный замок, ключ – в надежных руках – и весь твой век тебе будет уже не до старомодных кулацких настроений. Вот если сейчас кто-нибудь из них жив и ему показать сундучок с газетой, умело показать… Так иной, пожалуй, и в петлю полезет…
– Продолжай! Почему ты не пишешь стихов!
– Да, Кеша… Кто требует предать родного отца, – не рассчитывай на чью-нибудь верность.
– Говори, говори…
– Нет. Больше говорить об этом не хочется.
– Ну еще немного. Пойдем ко мне, накормлю тебя хорошим завтраком. Мясо! Мясо, Федя! Мясо и лук! Вот тут, совсем рядом. Вон он, дом. Видишь, спасательный круг? Говори еще…
– Исчерпался, – Федор Иванович с интересом посмотрел на него. – Ну ладно, завтракать так завтракать. Пошли.
Иннокентий Кондаков отпер плоским ключом шикарную дверь на четвертом этаже, обитую стеганой черной искусственной кожей, сияющую бронзовыми кнопками. Они вошли в темную каморку. Здесь, как в харчевне, сильно пахло недавно жарившимся мясом. Кондаков включил свет и сейчас же начал раздеваться.
Балахончик, сорочку и чесучовые брюки он повесил в стенной шкаф, туда же поставил алюминиевые туфли на женских каблуках. Из шкафа грубо выволок махровый малиновый халат и, накинув, завязав под животом пояс с кистями, предстал – золотисто-волосатый, с вылезшим из халата напряженным пузом. В золотой чаще нагло зиял воронкообразный пуп.
– Красавец! – воскликнул Федор Иванович. – Гольбейн!
– Что это такое, Федя?
– Художник был. Короля английского нарисовал, похожего на тебя.
– Спасибо, дорогой.
– Этот король переменил шесть жен.
– Да ну! Это точно – я. Спасибо, удружил. Пойдем на кухню.
Как только они вошли туда, множество тараканов кругами забегало по полу и по стенам, и через мгновение все куда-то скрылись. Поэт достал из духовки лоснящуюся сковороду с четырьмя кусками мяса, сидящими в высокой подстилке из жареного лука. Понюхал и подмигнул. Каждый кусок был величиной с большой мужской кулак.
– Это ты все для себя? – изумился Федор Иванович.
– Мне надо есть мясо. Вечером ко мне придет дама.
– Серьезно относишься к делу…
Поэт кончил любоваться своей сковородкой.
– Подогреем? – спросил, сверкнув сумасшедшими светлыми