Театр в театре. Зарубежные авангардные пьесы 1940–1970-х годов. Альбер КамюЧитать онлайн книгу.
л и г у л а. Глупость посмеет.
Ц е з о н и я. Она не убивает. Она уступает мудрости.
К а л и г у л а. Нет, Цезония, она – убийца. Глупость – убийца, поскольку считает себя оскорблённой. Меня убьют не те, кого я лишил отца или сына. Эти меня понимают, эти со мной. У нас во рту один и тот же привкус. Меня убьют те, кого я оскорбил и над кем надсмеялся. Против них у меня нет защиты.
Ц е з о н и я (горячо). Мы любим тебя, мы тебя защитим, нас ещё много.
К а л и г у л а. Всё меньше и меньше, и я сам в этом виноват. К тому же надо быть справедливым: против меня не только глупость, но честность и мужество тех, кто хочет быть счастливым.
Ц е з о н и я (та же игра). Нет, тебя не убьют. Небо испепелит их прежде, чем они к тебе прикоснутся.
К а л и г у л а. Небо? Бедная женщина… Нет никакого неба! (Садится.) Не понимаю, к чему столько любви сразу? Это не по нашему уговору.
Ц е з о н и я (поднимается и ходит по комнате.) Разве мне мало видеть, как ты убиваешь других, а надо ещё непременно знать, что убьют тебя? Разве мне мало обнимать тебя, жестокого, истерзанного, и вдыхать в себя запах убийцы? Каждый день я вижу, как в тебе умирает человеческий облик. (Поворачивается к нему.) Мне известно, что я – старая и некрасивая женщина. Но любовь к тебе настолько изменила мою душу, что теперь мне совершенно неважно, любишь ты меня или нет. Я хочу только одного: увидеть тебя, совсем ещё ребёнка, исцелённым. Ради этого я готова отдать свою жизнь.
К а л и г у л а (встаёт и смотрит на неё). Слишком ты здесь задержалась.
Ц е з о н и я. Да. Но ты всё равно меня оставишь?
К а л и г у л а. Не знаю. Знаю только, почему ты ещё здесь: из-за острых и безрадостных ночных наслаждений, из-за всего того, что тебе обо мне известно. (Он обнимает Цезонию, одной рукой чуть отведя её голову назад.) Мне – двадцать девять, совсем немного. Но сейчас, когда жизнь оказалась слишком затянувшейся, отяжелевшей и завершённой, ты – мой последний свидетель. Я не желаю отрекаться от своей постыдной нежности к стареющей женщине, которой ты стала.
Ц е з о н и я. Обещай, что оставишь меня.
К а л и г у л а. Не знаю. Самое ужасное это то, что нежность к тебе – единственное подлинное чувство, которое у меня сохранилось.
Цезония выскальзывает из его рук, Калигула следует за ней. Она прижимается к нему спиной, он её обнимает.
К а л и г у л а. Не лучше ли и последнему свидетелю исчезнуть?
Ц е з о н и я. Мне всё равно. Я счастлива от твоих слов. Почему бы нам не разделить это счастье?
К а л и г у л а. Кто тебе сказал, что я несчастен?
Ц е з о н и я. Счастье великодушно. Оно не может жить уничтожением.
К а л и г у л а. Значит, существуют два вида счастья, и я выбрал счастье убийцы. Ибо я счастлив. Было время, когда я решил, что достиг пределов боли. Но нет, оказалось, что можно идти дальше. И там, на самом краю, я нашёл бесплодное и могущественное счастье. Взгляни на меня.
Цезония поворачивается к нему.
К а л и г у л а. Цезония, смешно подумать, что в течение нескольких лет Рим боялся произнести имя Друзиллы. Все эти годы Рим ошибался. Я давно уже понял, что мне мало любви. Сейчас, глядя на тебя, я понимаю это вновь.