Мужчина и женщина в эпоху динозавров. Маргарет ЭтвудЧитать онлайн книгу.
жизнерадостно сказала: – Представляете, мне в последнее время звонит неизвестно кто.
– Гадости говорит? – спросила Марианна.
Нет, сказала Леся.
– Я не знаю, кто это, но он просто ждет, пока я отвечу, а потом вешает трубку.
– Может, номером ошиблись, – сказала Марианна, и ее интерес увял.
– Откуда ты знаешь, что это он, а не она? – спросила Триш.
– Прошу прощения, – сказала Элизабет. Она встала, постояла секунду, повернулась и пошла к двери твердой походкой лунатика.
– Кошмар, – сказала Триш. – Ей, должно быть, ужасно тяжело.
– Я что-то не то сказала? – спросила Леся. Она ничего такого не хотела.
– Ты что, не знаешь? – сказала Марианна. – Он ей звонил вот так. В последний месяц – каждую ночь. После того как отсюда уволился. Она рассказала Филипу Берроузу незадолго до того, как это случилось. Можно подумать, она знала, что это добром не кончится.
Леся покраснела и прижала руку к щеке. Вечно она не в курсе дела. А Элизабет теперь подумает, что Леся это сделала нарочно, и невзлюбит ее. Леся не может понять, как случилось, что до нее не дошла эта сплетня. Наверняка рассказывали прямо тут, за этим столом, а Леся пропустила все мимо ушей.
Леся возвращается в гостиную, садится в кресло рядом с лужицей кофе и закуривает сигарету. Она курит не затягиваясь. Вместо этого она держит правую руку у рта, зажав сигарету между указательным и средним пальцем, большим пальцем касаясь челюсти. Так она может беспрепятственно разговаривать и смеяться, моргая от дыма, который лезет в глаза. Глаза у нее красивые. Она понимает, почему в ближневосточных странах носят вуали и покрывала. Стыдливость тут ни при чем. Когда дома никого нет, Леся иногда подносит к лицу наволочку в цветочек, закрывая нижнюю половину лица, от переносицы. Нос у нее чуть-чуть длинноват, чуть-чуть слишком горбат для этой страны. Глаза, темные, почти черные, загадочно смотрят на нее из зеркала в ванной поверх синих и фиолетовых цветов.
Суббота, 30 октября 1976 года
Элизабет
Элизабет сидит на сером диване в подводном свете своей гостиной, руки спокойно лежат на коленях, будто она ждет самолета. В этой комнате не бывает прямых солнечных лучей, потому что окна выходят на север; Элизабет это успокаивает. Диван не вполне серый, точнее – не только серый; на обивке мягкие лиловые разводы, будто жилки проступают; похоже на батик. Элизабет выбрала такую обивку, потому что она не режет глаз.
На серовато-бежевом ковре, у левой ноги Элизабет, лежит обрезок оранжевой гофрированной бумаги, это дети что-то мастерили у себя в комнате; будто язык огня, жгучий. Но она его не трогает. Прежде она бы наклонилась, подняла бумажку, скомкала. Она не любит, когда что-то нарушает гармонию этой комнаты, будь то дети или Нат с его дорожками из опилок и пятнами олифы. У себя в комнатах пусть устраивают какой угодно беспорядок, там ей не приходится с ним бороться. Она хотела завести комнатные растения и здесь, а не только у себя