Нюансеры. Генри Лайон ОлдиЧитать онлайн книгу.
ваша щётка, не извольте беспокоиться.
Алексеев проследил за указующим перстом и обнаружил мельхиоровый стаканчик на краю чугунной ванной, прямо у стены. Рядом проходила вертикальная труба водопровода, выкрашенная белилами, и стаканчик терялся на её фоне, превращаясь в невидимку.
– Я его туда не ставил. С чего бы это я, а?
Я что, оправдываюсь, подумал Алексеев. Объясняюсь? С сапожником со второго этажа?! Какая разница, кто поставил стаканчик на край ванной?! Надо поблагодарить, всё-таки он нашёл мою щётку…
– Не стоит благодарности, – сапожник почесал верхнюю губу, украшенную полоской щегольских, аккуратно подстриженных усов. Движение было знакомым: точно так же ноготь скрёб зеркало, вернее, лицо Ваграмяна, отразившееся в зеркале. Складывалось впечатление, что сапожнику без разницы, что чесать – себя или отражение. – Пустяки, право слово.
Кажется, Ашот Каренович был чем-то недоволен. Жестом он указал на щётку, и Алексеев, даже не успев сообразить, что делает, взял стаканчик и вернул обратно на полку, на прежнее место. Затем наклонился, устремил взгляд в мойку, будто в колодец, и позвал высоким, похожим на женский голосом:
– Эй, старый Никельман, взойди же кверху!
После чего сменил голос на хриплый баритон:
– Брекекекекс! Мартышка ты, ну прямо обезьяна! Желток яичный, пигалица, славка! Птенец ты: квак!
– Браво! – Ашот Каренович зааплодировал. – Кто это?
– Фея Раутенделейн и водяной Никельман. Подозреваю, именно Никельман и прикарманил мою щётку. С него, знаете ли, станется.
– Водяной? А что, вполне может быть.
Сапожник просиял, с нескрываемым озорством подмигнул Алексееву – и они вышли в коридор, немного подзастряв в дверях: пропускали друг друга вперёд. Настроение стремительно улучшалось, Алексеев даже не раздражался тем, что беседует с сапожником, будучи неумытым, и изо рта, вероятно, пахнет. Хотелось вести себя по-свойски, без церемоний, хотя с людьми Алексеев обычно сходился не лучшим образом, выдерживая дистанцию.
– Вас устроили на ночь в кабинете?
Алексеев развёл руками: да, мол, есть такая буква.
– Это правильно.
– Почему?
– Вы же хорошо спали? Ну и чудесно. Позволите?
В кабинете Ашот Каренович пробыл недолго. Отодвинул к окну свободный стул, раздернул шторы и попросил Алексеева переставить саквояж с пола на стул. Алексеев спорить не захотел. Впрочем, на стуле саквояж и впрямь смотрелся гораздо лучше. Рыться в нём также стало не в пример удобнее. Алексеев ещё отметил, что играй он роль приезжего, он бы и сам сперва поставил саквояж на пол, затем передумал, воспользовался бы стулом – короче, занял бы себя мелкими действиями, которыми легче лёгкого подчеркнуть общий настрой сцены: утро, лень, мелкое раздражение, бытовые пустяки, возвращение спокойствия…
В квартире было очень тепло. Топили превосходно, на зависть.
– Вот теперь всё как надо, – сапожник сверкнул белыми зубами. Говорил он с гортанным акцентом уроженца Кавказа, но слабым, почти незаметным, если не вслушиваться. – Мой поклон