Разум. Дэниэл Дж. СигелЧитать онлайн книгу.
Мне безумно нравилось переплетать опыт взаимодействия с пациентами в качестве практикующего психиатра и изучение памяти и нарратива в исследовательской работе. Все это я постоянно пытался соединить с новыми научными знаниями о мозге. Мое клиническое обучение увенчалось годичной педиатрической стажировкой, после которой последовала резидентура сначала во взрослой, а потом в детской и подростковой психиатрии. После научной работы в Национальном институте психического здоровья при Калифорнийском университете в Лос-Анджелесе (я исследовал, как отношения между родителями и ребенком формируют развитие разума) меня пригласили руководить программой клинического обучения детской и подростковой психиатрии в том же университете. Я подошел к новой роли очень серьезно и решил разработать фундаментальный курс для молодого поколения врачей, в котором соединятся и всеобъемлющий взгляд на развитие разума, и новое понимание мозга, и наука об отношениях, которую я тогда осваивал. Одновременно мы с бывшими преподавателями и коллегами по кампусу создали исследовательскую группу, чтобы ответить на животрепещущий вопрос: как соотносятся разум и головной мозг?
В нашу группу вошли сорок человек – в основном ученых, а также клиницистов. Они представляли многие дисциплины: физику, философию, информатику, биологию, психологию, социологию, лингвистику и антропологию. Единственный вопрос, который свел нас вместе, звучал следующим образом: «Какова связь между разумом и головным мозгом?» Мы могли дать определение мозгу: это собрание связанных между собой нейронов и других находящихся в голове клеток, которые взаимодействуют с организмом и окружающей средой. Однако у нас не было определения разума, если не считать словосочетания «мозговая активность», которое приводили нейробиологи, но оно не устраивало антропологов и лингвистов, сосредоточенных на социальной природе психических процессов, например культуре и языке.
Джером Брунер, мой преподаватель нарратива, сказал, что нарративная история не находится внутри человека. Она разворачивается между людьми. Когда я писал курсовую работу, где рассматривал, как нарратив опосредован в мозге людей, перенесших травму, он призывал меня не совершать «ошибку» и советовал понять социальную природу этого явления. Истории, которые мы рассказываем, – нарративы нашей жизни, обнажающие память и смыслы, эти фундаментальные психические процессы. А я изучал результаты исследований о том, что нарратив родителя – лучший прогнозный показатель привязанности[18] к нему ребенка. Из тщательных эмпирических исследований следовало, что одностороннее на вид действие – собственная жизненная история – каким-то образом связано с межличностными взаимодействиями, которые облегчают рост и развитие ребенка: с «безопасной эмоциональной привязанностью».
Я узнал, что нарратив – это социальный процесс, он происходит между людьми. Истории связывают нас в отношениях один на один, в семьях и сообществах. И я задумался, какие еще элементы разума кроме нарратива – чувства, мысли,
Теория привязанности (attachment theory) описывает, как ранние детские отношения с родителями и «значимыми другими» становятся моделью отношений на всю жизнь. При этом может сформироваться либо безопасный, либо опасный тип привязанности (существует несколько вариаций небезопасной привязанности). Согласно современным данным, нарушения привязанности служат важным предиктором психического нездоровья и всевозможных психологических дисфункций.