Ich любэ dich (сборник). Илья КочергинЧитать онлайн книгу.
это я.
Девушка на две головы ниже меня, слушает, не поднимая глаз, сутулится. Ладошки сжаты в кулачки, волосы схвачены резинкой на затылке, стоит чуть косолапо, в бесформенных, мешковатых джинсах. Только сейчас толком ее разглядел, не замечал все это время. Незаметная она какая-то, зажатая. Хотя и страшненькой ее вроде не назовешь.
Гляжу на нее и вспоминаю, как проходил весь девятый и десятый класс в нарочито позорных пенсионерских ботах «прощай молодость», у которых все время ломалась молния. Делал вид, что мне плевать на внешность, и никто не мог обвинить меня в том, что я пижоню.
Учебники я почти не открывал, родители ошиблись, настояв на окончании десятилетки. Последние школьные годы я потратил на Джека Лондона и Арсеньева, на журнал «Охота и охотничье хозяйство», книгу Формозова «Следы лесных зверей» и прочую литературу, которая касалась таежной жизни, охоты и бесконечных пространств, которые располагались к востоку от Уральского хребта.
Трудно запоминать следы зверей по книжкам, трудно учиться разделывать лося и снимать шкурку с белки, разглядывая картинки и схемы в охотничьих журналах, трудно объяснить родителям, что ты хочешь от жизни. Но юношеские мечты – страшная сила. Длинный худой переросток с припухшими от переизбытка гормонов глазами и такими же припухшими детскими щечками считал, что у него получится.
Сидя в квартире с окнами, выходящими на Водовзводную башню Кремля, я учился плести сети, подшивать валенки, настораживать капканы и отличать след волка от следа волчицы.
Отец возвращался из своего института поздно. В пальто и шапке, едва разувшись, он спешил к телевизору, в котором решалась судьба страны. Хватал стул, ставил на середину комнаты, садился напротив экрана и через пять минут крепко спал.
Мать подбирала упавшую шапку, относила пальто в прихожую, звала к ужину. Отец, проснувшись, чертыхался под прогноз погоды, означавший конец новостей. Позже он приспособился смотреть вечерние новостные программы стоя, опершись о спинку стула.
Затем шел ко мне в комнату и печально смотрел, как я ловко орудую челноком, завершая очередной ряд сети-«сороковки». На полу валялись поплавки из скрученной бересты, старая сковородка для обкатки свинцовой дроби, на письменном столе я вырубал войлочные пыжи, которые могли пригодиться в охотничьем будущем.
Чаще всего, глядя на меня, отец молчал, убеждая и упрекая не меня, а себя. Знал, что, начни он говорить, не удержится и сорвется, накричит, выкинет в мусоропровод все эти поплавки и пыжи. Потому что уже давно пора бы делом заниматься, а не в игрушки играть.
Но отец все же молчал, глядел вокруг, жалел меня, трепал по плечу и шел проверять работы своих студентов.
…Я назначаю серьезную девушку Таню с простоватым, добродушным лицом своим отцом и тревожную девушку Вероничку – матерью.
Девушка Таня, повернув голову, печально смотрит на меня, совсем как отец, когда трепал по плечу и шел проверять работы студентов.
Отец уходил, и я снова погружался в свой мир, готовился, предвкушал лакомое будущее. Челнок с ниткой шел вниз и вверх, проскакивал