Дневник. 1873–1882. Том 2. Дмитрий МилютинЧитать онлайн книгу.
одной Германии. Чего же хочет Англия, мы даже еще и не знаем. Удастся ли графу Шувалову выпытать это у маркиза Солсбери, прежде чем разразится какой-нибудь неожиданный для нас катаклизм, – это вопрос.
Всю истекшую неделю я был завален работой: ко всем обычным делам прибавились награды на Пасху, приготовление инструкций для князя Дондукова-Корсакова, разговоры с приезжими начальниками округов и проч., и проч.
16 апреля. Светлое воскресенье. По обычаю, ночь Светлого воскресенья проведена во дворце, в толках о наградах, производствах, назначениях и других новостях. Производство двух великих князей главнокомандующих в фельдмаршалы, увольнение великого князя Николая Николаевича от командования армией вместе с его начальником штаба Непокойчицким, назначение главнокомандующим генерала Тотлебена, затем бесчисленное производство в полные генералы и генерал-лейтенанты занимало общее внимание, так что позабыли почти о трудном нашем политическом положении и собирающихся грозных тучах.
17 апреля. Понедельник. Несмотря на торжественный день рождения государя императора, и сегодня после обедни происходили продолжительные совещания: одно – по внешним делам политическим, другое – по вопросам внутренним. В первом совещании участвовали, кроме Гирса (канцлер всё еще болен), граф Игнатьев и граф Адлерберг. Государь снова поднял вопрос о выборе лица для назначения представителем России в Константинополе. Игнатьев, всё еще ожидавший этого назначения, окончательно устранен, и решено обратиться к князю Лобанову-Ростовскому, бывшему некогда посланником в Константинополе, а теперь товарищу министра внутренних дел. Выбор этот поддерживал всегда наследник цесаревич; но прежде канцлер противился тому, а теперь, по-видимому, сам предлагает князя Лобанова. Государь намерен завтра предложить ему пост чрезвычайного посла в Константинополе (en mission extraordinaire[18]).
В совещании же по внутренним делам участвовали министры внутренних дел, юстиции и государственных имуществ. Беседовали опять о принятии решительных мер против проявлений революционных замыслов, всё более и более принимающих дерзкий [и смелый] характер. Рассказывали разные факты, читали тайные воззвания; между прочим встревожили государя рассказом о каком-то офицере Резервного батальона, формируемого в Петербурге (Энгельгардте), который этой ночью на попойке с товарищами высказал будто бы намерение стать на сторону бунтовщиков при предполагаемом на нынешний день восстании. Батальонный адъютант ночью же прискакал к шефу жандармов с этим донесением, а между тем Энгельгардт в испуге бежал и скрылся.
Затем свернули опять речь на студентов вообще и в особенности на Медико-хирургическую академию, Московское техническое училище, Женские медицинские курсы и проч. Мне пришлось, против всякого желания, выступить в роли защитника этих учреждений. Государь, в мрачном и тревожном настроении, заметил: «Вот как приходится мне проводить день моего рождения».
В чрезвычайную миссию. –