ПРЕФЕРАНС ТОЛСТОГО – ФАРАОН ШЕКСПИРА. Владимир БуровЧитать онлайн книгу.
что и ей не нужны наряды: они не согревают ее.
До этого Лир сказал, что оставить человеку только то, что нужно, и он ничем не отличится от животного.
– Таково второе действие, – заключает Лев Толстой, – наполненное неестественными событиями и еще более неестественными, не вытекающими из положений лиц, речами.
По сути дела, Толстой требует Пересказа события, сделанное в лицах, тогда, как не только Шекспир, но правильно сказать:
– Вообще вся классическая литература работает не так, как работает детский театральный кружок в доме культуры, – а:
– Реально!
По Толстому же:
– Сейчас ничего не должно происходить, – имеется в виду нового, а только вестись пересказ старого.
События в Театре происходят не только тогда, когда они были, но и прямо сейчас! Поэтому Кент, находясь в свой роли никому неизвестного нового слуги Лира, бьется с Освальдом, не:
– Ни с того, ни с сего, – а продолжает уже начатый когда-то бой, пользуясь тем, что сейчас Освальд не во всей своей силе, нет у него, как у Пушкинской Царевны Лебеди в это время всего его инструмента неотразимого действия, как написано было в тот момент у Царевны Лебеди:
– Месяц под косой блестит,
А во лбу Звезда горит.
Освальд находится в это в время в косвенном свете Луны и прямого, лобового удара нанести не может.
Толстой же задает и задает себе один и тот же вопрос:
– Ни с того, ни с сего, – не имея возможным существования прошлого, которое может быть неизвестно не только героям событий прямо сейчас происходящих, но и зрителям! – Уж, зрителям-то должно быть всё известно!
А:
– За каким тогда они пришли на этот спектакль? – спрашивается.
Зритель – Читатель – не только участник событий пьесы, но и вообще:
– Ее главный герой! – это даже не рассматривается Львом Толстым, как хоть как-то возможная реальность.
Тогда, как в пьесах Шекспира ТОЛЬКО об этом именно и идет речь, а не о том, какой король сколько имел любовниц, или он ли именно убил Дездемону, или за него это сделали другие. Вот то, что это могли сделать другие – прямо неизвестно никому, кроме одного главного героя – Зрителя, но не как очевидность:
– Вот Дездемона умирает, – это и так видят все, а видит, как человек, способный видеть Невидимое, что значит:
– Делает логический вывод, – как в Дубровском:
– Прямо нигде не написано, что Дубровский выполняет просьбу Маши, дочери Кирилы Петровича Троекурова – спасает ее, а она – к ужасу Льва Толстого:
– Отбивается от него в карете:
– Поздно, мил херц, но я другому отдана и буде век ему верна, – обращается, как сумасшедшая, – скажет Лев Толстой, потому что обращается не к Дубровскому даже, а к человеку в маске, а – как говорится:
– Где написано, что это Дубровский? – Мама мия! Он в это время сидит рядом с ней, в роли князя Верейского, – так бывает?
Вот это:
– Так