Полвека в мире экслибриса. Александр ЧерновЧитать онлайн книгу.
зашла об экслибрисе, рассказал мне, что у него в милиции был кассир, который, предлагая расписаться в ведомости, говаривал: «Поставьте свой экслибрис». Менее красивое, по его мнению, слово «автограф» он, шутя, заменял изящным словом «экслибрис».
Селивёрстов, недостаточно владея знаниями истории, даже включил этот сюжет в свою книгу о Державине, не понимая, что дворянин-чиновник существенно отличался от нашего современника, советского служащего. До революции для чиновника хотя бы даже поверхностное знание латыни и французского языка было обязательным. Поэтому, хорошо зная, что означает это слово, он не мог произнести подобную фразу Державину, также знавшему латынь.
Говоря о бедном существовании советского книголюба, чтобы не скатиться до антикоммунизма, обязан уточнить, что в условиях последовавшей затем перестройки, с её инфляцией, безработицей и прочим, этот книголюб из бедного превратился в нищего. Книга стала менее доступной, а экслибрис просто предметом роскоши. Однако экслибрис продолжал существовать и в этих, непростых для него, условиях.
При всей своей внешней шутливости, Николай Алексеевич весьма серьёзно относился к работе с типографией. На моих глазах он интересовался технологическими возможностями «Пролетарского светоча», принципами калькуляции, понимая, что эти знания можно умело использовать. В результате он платил за свои заказы совсем немного. И это не из-за скаредности, а потому что ему приходилось заказывать тут чуть ли не еженедельно.
Обычно, если книголюб получал от художника рисунок экслибриса и шёл с ним в типографию, то заказывал он только этот экслибрис, приобретя предварительно бумагу. Экслибрис печатали на самом маленьком формате бумаги, которую брала печатная машина. Никифоров же группировал несколько экслибрисов на этот самый формат, а бумагу мы с ним брали у резчиков из нестандартных обрезков, выбирая хорошего качества, всё равно эти обрезки вместе со стружками уходили в макулатуру. Таким путём, тираж экслибриса обходился Никифорову в несколько раз дешевле, чем всем.
Никифоров к тому же, зная, что типография берёт оплату за 500 экземпляров (выше цена уже менялась), никогда не заказывал меньше. Случалось, коллекционеры или книголюбы обращались к нему с просьбой отпечатать 100 экземпляров книжного знака, с радостью оплачивая типографский счёт. Он и в таких случаях заказывал всё равно 500, давал владельцу 150, говоря, что отпечатал больше, и оставлял для своего обменного фонда в два раза больше, чем имел их хозяин. И при этом, заметьте, все были очень довольны, ведь, если бы этот владелец не стал обращаться к Никифорову, то получил бы всего 100 экземпляров, а заплатил втрое дороже.
Я уж не говорю, как легко и просто Никифоров оформлял письмо в типографию на бланке его музея, который тут же доставал из дерматиновой папки, которая вечно была у него подмышкой, в то время как любому гражданину пришлось бы обращаться на свою работу, чтобы профсоюз или администрация учреждения написали