Лекции по русской литературе. Василий АксёновЧитать онлайн книгу.
человек был так близок психологически к тому, что у нас начиналось, что тут возникла совершенно неожиданная связь молодой литературы, молодого театра Советского Союза и Англии.
Я помню также литературную дискуссию фестиваля. Это было в Московском доме архитекторов, и в дискуссии участвовали киты соцреализма – или, вернее, их можно было бы называть быками соцреализма, – такие как Анатолий Софронов. Анатолий Софронов – это, предположим, как сенатор Маккарти в Америке или гораздо хуже (смеется). Это такая сталинистская сволочь, жуткий человек огромных размеров, невероятно толстый, как после революции рисовали буржуев. [Еще был] Сергей Михалков, и вокруг сидела польская молодежь писательская, очень интересная. Я тогда был еще студе… нет, молодой врач уже. Я, конечно, не вмешивался, просто стоял в толпе, это вокруг круглого стола все сидели, и поляки атаковали Софронова. Софронов в растерянности спросил: «Вы так со мной разговариваете, как будто вы против социализма». И один из поляков сказал: «Если вы отождествляете социализм со сталинизмом, мы против социализма». Это было так невероятно слышать нам, стоящим вокруг. Очень смешной еще был эпизод: вокруг стола стояли люди, некоторые просили слова, и одна женщина, красивая, явно иностранка, в роскошном платье, вся в золоте, у Софронова просила слова. И Софронов, а он был председателем собрания, он на нее все время посматривал с боязнью, не хотел ей давать слова. И вдруг она все-таки пробилась, и оказалось, это коммунистка из Израиля. Она понесла такой сталинизм, который и Софронову уже не приходил в голову, и он расплылся от счастья (смеется) и говорит: «А товарищ из Израиля – а он известный антисемит, этот Софронов, – вы слышали, что товарищ из Израиля сказал? Вот, поляки, учитесь». Михалков отбивался тоже от поляков, о чем-то говорил, прикладывая руку вот так к груди, выпучив глаза, я даже не слышал, что он говорил, но я посмотрел на него и сразу понял, что он всё врет, каждое слово, всё ложь, абсолютно! Это очень было интересно.
Надо сказать, что в то время партия и идеологический аппарат в какой-то растерянности пребывали. Хрущев не знал, что делать, Хрущев вообще был… действительно, в дурацком положении. С одной стороны, он разоблачает Сталина, разоблачает сталинизм, разоблачает всю эту систему. А с другой стороны, он требует полнейшего подчинения идеологии, полнейшего подчинения доктрине, всё это не увязывалось. Он был человек совершенно невежественный, для него литература заканчивалась на поэте [по имени] Павел Махиня. Это он позднее нам говорил, уже в шестьдесят третьем году. До революции были такие сборнички для малограмотных, для рабочих на шахтах выпускали. И там такой был Павел Махиня, это стихи «любовь-кровь-бровь» (смех) и так далее. И вот он запомнил этого Павла Махиню и нам его… ставил в пример. Надо сказать, что так, как хулиганил в искусстве Хрущев, никто из вождей не хулиганил ни до, ни после. Он себе позволял такое хулиганство и такое издевательство над писателями, что, я думаю, некоторые предпочли бы быть арестованными,