В бой идут… Книга первая. Сергей ВолчокЧитать онлайн книгу.
на погоду; перепады давления превращают мозг в вату; откуда не возьмись появляется отдышка; нагрузки, которые еще вроде совсем недавно переносил шутя, вынуждают тебя сесть-посидеть и хорошо если не лечь-полежать. В общем, как известно любому автомобилисту, сыпаться начинает все сразу – клапана стучат, колеса буксуют, колодки визжат, багажник открывается непредсказуемо. И, самое главное, ты понимаешь, что даже капитальный ремонт уже никогда не сделает автомобиль, то есть организм, новым. Он, как говорится, уже свое отходил, и тебе остается только гадать – столько тебе еще суждено пробежать на остатках прочности, прежде чем встать на разборку. А напоминания о том, что все кончится вот-вот, подлый организм шлет тебе даже не ежедневно – ежеминутно.
В общем… В общем, все равно не поймете, что я почувствовал, оказавшись на высоком холме среди буйства летнего разнотравья – этот побег из многолетнего рабства у собственного тела надо пережить самому. Митрич, похоже, испытывал то же самое. Он вдруг вскочил, раскинул руки, будто желал обнять весь мир, зычно закричал: «Э-ге-гей!!!», и попытался пройтись колесом, но только рухнул на траву. Но на конфуз охотника никто не обратил ни малейшего внимания.
Помолодевшая Семеновна плакала. Плакала беззвучно, без сморканий и всхлипываний, как это умеют только старушки, лишь изредка вытирала рукавом обильно текущие слезы. Сергеевна сидела с каменным лицом. А потом вдруг ледяная корка треснула и осыпалась. Экс-пенсионерка совершенно по-детски улыбнулась, и не запела даже – тихонько, речитативом завела старую песню БГ:
Сидя на красивом холме Я часто вижу сны, и вот что кажется мне: Что дело не в деньгах, и не в количестве женщин, И не в старом фольклоре, и не в Новой Волне – Но мы идем вслепую в странных местах, И все, что есть у нас – это радость и страх, Страх, что мы хуже, чем можем, И радость того, что все в надежных руках…[14]
Мы слушали молча – все почему-то поняли, что перебивать, влезать и подпевать будет неправильно. Не допев, Сергеевна вдруг осеклась, и, мотнув головой, показала:
– Идут.
К нашему холму от расположившейся неподалеку большой деревни действительно шел человек.
– Спасибо, Сергеевна, – вдруг смущенно обронил Митрич.
– За что же, позвольте спросить? – снова превратившись в Малефисенту, приподняла бровь брюнетка.
– За сто процентов. – пояснил Митрич. – Ни хрена бы не почувствовали ведь: ни запаха этого травяного, ни неба бесконечного, ни всей этой красоты. Сама додумалась, или подсказал кто?
– Гайды юзай, нуб[15] – высокомерно процедила в ответ Сергеевна на неизвестном мне языке, но в глазах у нее – я был готов поклясться – прыгали веселые бесенята.
– Это ты на каковском меня только что послала? – хитро прищурился Митрич.
– На школотанском[16] – отрезала стерва.
– Даже и не слушал о таком – хекнул Митрич. – Эх, Сергевна-Сергевна, вроде и битая ты жизнью баба, а как с тобой языками зацепишься – так непременно битья добавить хочется.
И