Талисман Белой Волчицы. Ирина МельниковаЧитать онлайн книгу.
приятный мужской голос, который с невыразимой болью выводил в разлившуюся над рекой ночную тишину:
Я не ведаю, не знаю,
Где найду, где потеряю,
Жизнь – сплошная маята,
Все на свете – суета.
Любовь изменит, будет больно,
Закричишь во сне: довольно!
Проснешься, вспомнишь, маята,
Усмехнешься: суета! —
в этом месте певец сделал паузу, а публика тут же начала бить в ладоши и стучать ногами, повторяя, как заклинание:
Проснешься, вспомнишь, маята,
Усмехнешься: суета!
А певец продолжал петь, и опять ему хлопали, кричали «Бис!» и «Браво!», а следом вступал цыганский хор, за ним ложечники, и все по старому кругу, только песню эту певец пел единственный раз за ночь, других в его исполнении Алексей не слышал…
Первую ночь пароход двигался медленно, осторожно, словно на ощупь, то и дело посвистывая гудком. К августу река сильно мелела. И хотя вовсю уже шли дожди, а дальние горы посеребрил первый снег, капитан боялся посадить пароход на мель и вечером второго дня причалил его к длинному острову, заросшему черемухой и огромными, в два обхвата, березами.
С парохода спустили на довольно крутой берег сходни, и пассажиры устремились на поляну. Низкое солнце окрасило все в золотистые тона, зачернив тени и приглушив цвета. Дамы, подобрав юбки, бродили по траве, переговариваясь и пересмеиваясь с кавалерами, а те, окружив черемуху, срывали с веток тяжелые кисти с матово-черными ягодами и отправляли их в рот. Но одна беда – комары оказались здесь злющими, кусали беспощадно и всех без разбора. Через полчаса раздосадованная публика вынуждена была спасаться бегством, и остров опустел. Но сходни не убрали, и Алексей решил сойти на берег.
Отмахиваясь от комаров березовой веткой, он пересек остров, постоял некоторое время на противоположном берегу… Напротив острова возвышалась гора, поросшая редким лесом с проплешинами старых гарей, затянутых малинником. Три причудливых останца на ее вершине, освещенные лучами заходящего солнца, отбрасывали на лес длинные черные тени, и Алексею показалось, что это скрюченная трехпалая рука тянется к реке, словно чудище из детской сказки хочет зачерпнуть воды и напиться.
Темные воды бились о скальные отвесы горы, свиваясь в тугие жгуты и порождая высокие волны с крутыми гребнями, которые, завихрясь в каком-то немыслимом танце, ныряли под утес, нависавший широким выступом над черной пучиной омута. Поток мчался с невероятной скоростью, и Алексей понял, почему капитан не решился провести пароход в этом месте, хотя здесь, судя по всему, было значительно глубже. Пароход двигался против течения, и вряд ли его машины смогли бы справиться со столь мощной противодействующей силой.
– Дикий омут, – раздался за его спиной мужской голос, – Дикий омут.
Алексей оглянулся. Пожилой человек в измятой шляпе и сером чесучовом костюме вглядывался сквозь подзорную трубу в противоположный берег.