Таня Гроттер и перстень с жемчужиной. Дмитрий ЕмецЧитать онлайн книгу.
о Цезаре[2]
– Коты и клизмы! – сказал Тарарах.
Медузия взглянула на него вежливо и холодно.
– Прости, Тарарах, но я женщина темная и не постигаю творческого полета твоей мысли. Не мог бы ты выражаться яснее?
– Коты и клизмы. Катаклизмы. Я предчувствую их близость, – уточнил питекантроп.
– Пещерный юмор!
Одна из прядей медных волос доцента Горгоновой подозрительно шевельнулась. Почувствовав это, Великая Зуби предостерегающе коснулась ее локтя.
– Меди… не надо… ты устала и взвинчена, – шепнула она.
Медузия на миг прикрыла глаза, показывая, что прекрасно это понимает и держит себя в руках.
– И по каким же признакам, позволь тебя спросить, ты делаешь такие выводы? – спросила она у Тарараха.
– Сны, – терпеливо пояснил питекантроп. – Несколько дней подряд мне снится, что у меня выпадают зубы. А зубы у меня отличные, хотя и не самые белые. В первый раз такое было незадолго до великого переселения народов, во второй – перед чумой в начале четырнадцатого века, в третий – незадолго до Первой мировой войны.
Академик Сарданапал положил Тарараху руку на плечо.
– Надеюсь, что все еще обойдется. Мы должны успокоиться и быть едины. Недаром древние говорили: «Ранит не битва, ранит бегство». А пока я попросил бы воздержаться от прогнозов, – успокаивающе заметил он.
Питекантроп взъерошил волосы огромной пятерней.
– Да что я такого сказал-то? Ну обойдется и обойдется! Я буду только рад! – обиженно прогудел он.
Недалеко от стены, хлопая крыльями, пролетели две гарпии. Одна из них походя обругала Великую Зуби нехорошим словом и мгновение спустя с мерзким карканьем свалилась в ров. Зуби подула на кольцо.
– Так кто из нас взвинчен? – шепнула ей Медузия.
Великая Зуби поправила свою прямую, как у пони, челку и вздохнула.
– Есть вещи, которые лучше не спускать. Сминдальничаешь в малом – аукнется в большом, – заметила она.
Тарарах, Сарданапал, Поклеп Поклепыч, Медузия и Зуби стояли на стене, на том ее участке, к которому примыкала Башня Призраков, и ждали. Ждали уже почти час, вглядываясь ввысь, туда, где каждую минуту могли сверкнуть семь радуг Грааль Гардарики.
По балкончику Башни Призраков меланхолично плавала Недолеченная Дама и надиктовывала поручику Ржевскому список болячек назавтра. Список переваливал уже на вторую страницу и был расписан фактически по минутам. Недолеченная Дама умела ценить свое время.
Поручик старательно записывал, сопровождая каждую новую строчку кавалерийским хохотком. Недолеченной Даме это совсем не нравилось.
– Гад ты ползучий! – сказала она с досадой. – И за то, что ты такой гад, пиши: «18–00. Укоризненно умереть на руках у страдающего мужа. Подчеркнуть один раз!»
«Ползучий гад» радостно записал. Он надеялся, что на этом диктовка закончится. Но не тут-то было.
– Готово? Поехали дальше! «19–05. Укоризненно ожить на руках у безутешного мужа. «Безутешного» – подчеркнуть два раза! – продолжала диктовку Дама.
Одуревший от писанины Ржевский, бунтуя, отбросил перо.
– Надоело!
Плутарх. Избранные жизнеописания. М., 1990. – С. 439.