Любовь заказывали? (сборник). Иосиф ГольманЧитать онлайн книгу.
его назвал Вовка Бондарев, Глебка вступился яростно, хоть и был на полголовы ниже Вовки.
Никакой батя не бешеный. Просто он относится к лесу и его обитателям, как к людям. А иногда, честно говоря, и лучше, чем к людям.
Да и не надо было Вовкиному отцу стрелять в олениху-важенку. Одним выстрелом убил двоих. Зачем? Дал бы ей родить – было бы в лесу два оленя.
Вот батя и рассердился. Так отмолотил дядю Андрея, что тот потом без малого месяц отлеживался: кулачищи-то у бати пудовые.
Глебка посмотрел на свои руки. Наверняка, когда он вырастет, у него будут такие же.
С Вовкой на следующий день помирились. Он в отличие от Глебки своего батю уважал не слишком: не мог простить мамкиных страшных синяков. Шепотом Вовка сказал, что его отец не только в важенку стрелял. Но и в дядю Пашу, когда понял, что попался. Поэтому и в милицию не пожаловался. Ни за чудовищные побои, ни за разбитый об кедр и выброшенный в таежную речку нарезной карабин, который и стоит немало, и купить его непросто: замучаешься со справками.
В общем, побаивались батю. Не только пацаны и не только в их деревеньке. Может, лишь мама его и не боится. Скорей наоборот: если батя сотворит что-нибудь предосудительное, то старается маме на глаза не показываться.
Мама говорит, раньше он был другим. Совсем другим. Мягким и добрым, несмотря на свою не человеческую, а какую-то звериную мощь.
Они дружили со школы. Жили в разных деревеньках – их тут по лесу достаточно понатыкано, – а учились вместе. Так, она говорит, он уже в школе с разным зверьем сдружился: то приволок попавшего в силки зайца (сам же их и ставил) – не смог добить обезноженного, с печальными глазами зверька, – то барсука какого-то больного притащил. Даже с волчонком общался: раза три видели, как он с ним играл. И ведь наверняка волчица была где-то неподалеку! Позже злые языки ему эту странную дружбу припоминали.
А из-за барсука, кстати, даже школу на карантин закрывали – заподозрили у животного (барсук все же подох, несмотря на все заботы) какую-то неприятную болезнь. Будущему же леснику – все нипочем.
Кстати, никаким доморощенным гринписовцем он никогда не являлся, ту же зайчатину с жареной картошечкой уплетал за обе немалые щеки: когда из ружья палишь, печальных глаз не видно. Он совершенно справедливо считал, что глупо не кормиться со своей собственной земли. И так же глупо свою собственную землю гадить. Вот такая несложная философия.
Что еще увлекало молодого Павла Петровича? Да, пожалуй, более ничего.
Только две страсти у него и было: лес да Глебкина мама.
Когда его взяли егерем в охотхозяйство, мама была счастлива. Хоть и говорят, что у лесника на каждом сучке висит или рубль, или бутылка, у Павла Петровича такого не наблюдалось. А здесь и зарплата побольше, и, главное, когда приезжают пострелять важные гости, подарки могут быть в разы больше зарплаты.
Так оно поначалу и выходило.
Павлом Петровичем гости были всегда довольны. Хоть он и редко улыбался, а водку после стрельбы вовсе не пил, с ним никто не мог сравниться в его охотничьем умении. А это у мужиков всегда в почете, какого