Я побит – начну сначала! Дневники. Ролан БыковЧитать онлайн книгу.
масс от жизни утлой к более благополучной.
Меняются слова: они уже не любят друг друга, не дружат друг с другом, а «ходят» – она ходит с ним, он ходит с ней. Глагол вне сферы чувств, в сфере чистой мышечной энергии ног, заменил глагол взаимоотношений. Можно посетовать на это слово и нужно это сделать, однако гораздо важнее сделать вывод: чувства может не быть, а интерес к противоположному полу остается.
Все кричат о необходимости вмешательства сексологов в воспитание, но, право, они тут решительно не помогут. Они нужны, но как врачи, а не как воспитатели душ, не как лекари душ, не как властители дум.
Даже твердая оболочка пословиц трескается под напором прагматизма, шутливая, вроде безобидная ирония анекдота разрушает веками выношенные убеждения. «Не имей сто друзей, а имей сто рублей» – гласит перевернутая пословица, а ныне слышишь шутку: «Не имей сто рублей, а имей двести рублей». Сто друзей хорошо, говорит шутка, но сто рублей не хуже.
Проверенный жанр басни тоже терпит изменения. То, что становилось предметом осмеяния, становится опытом людей. «Слон и Моська»: «Знать, она сильна, что лает на слона». А если вдуматься?.. Неплохо придумала моська… Неплохо для карьерного роста: надо нападать на сильного, глядишь, признают. На этом сделал карьеру, вернее, начал ее Уинстон Черчилль, обрушившись, будучи молодым журналистом, на знаменитых генералов.
В фильмах для детей о взрослых, о которых я мечтаю, должна быть дистанция времени – так писались когда-то жития святых. А они писались не только о победоносцах, но и о великомучениках. А уж церковь точно знала, кого она хочет воспитать.
Мир мещанина вертится вокруг нападения на все высокое, как на ложное, на высокую мораль, нравственность, на высокую любовь. Нет ее, нет высоких чувств: интеллигентно они говорят – идеализм, а попросту – дурак или чудак.
И вот на «Спор-клубе» письмо:
«Любовь мне не нужна, дети обременительны, буду обманывать всех женщин» – автору семнадцать лет. Ему дана отповедь, но кое-кто пишет: парень прав. «Женщин ненавижу, – пишет четырнадцатилетний подросток, – раз любимая оказалась такой…» и т. д.
Нападение на любовь, идея выгодного содружества со взрослым, с богатым, с обеспеченной и т. д. – нападение на чувство.
Но за нападением на чувство – нападение на мир Толстого, Пушкина, Байрона, Франса, на мир великих, на мир высоких.
Я помню одного своего родственника, который говорил: «Пушкин? Бабник, развратник, царю писал, унижался, денег просил… Гоголь? Онанист, церковник, подхалим… Чайковский? Педераст, барин, жил за счет любовницы… Пастернак? Жид не жид, все равно дерьмо».
Нападение на личность – вот еще одно подлое дело мещанина. Мой Бармалей из «Айболита-66», образ которого я называл для себя «фантазией на тему мещанина», приставал к Айболиту с одним мучающим его вопросом: «Чем ты лучше меня?! Чем?!»
Существование личности коробит мещанина, он не верит в благородные помыслы.
Миссионерство