Навеки не твоя. Остин Сигмунд-БрокаЧитать онлайн книгу.
закатывает глаза, но улыбается.
– Работа в «Старбаксе» – это не карьера. И это не ради уборщика – это во имя любви. И у уборщика есть имя – Эрик.
Я уже собираюсь посетовать, что потеряю бесплатные фраппучино, как звенит напоминание на телефоне в сумке.
– Черт, – говорю я вместо этого. Я потеряла счет времени. – Мне надо идти.
– Но еще так рано! Ты даже не поела! – протестует Энтони. Через секунду выражение его лица меняется. – Ах да, пять часов в пятницу, – говорит он, понимая, в чем дело.
Я встаю.
– Мы еще поговорим об уборщике…
– Об Эрике, – перебивает меня Энтони.
– …завтра, – заканчиваю я и киваю Оуэну. – До скорого, брат Лоренцо.
Я тихо закрываю за собой входную дверь, зайдя домой. Там царит тишина, что в эти дни можно практически считать чудом. Я направляюсь вверх по лестнице и надеюсь, что мама не расстроилась. Я слегка опоздала на наш еженедельный видеозвонок.
Мама живет в Техасе, куда она переехала после того, как они с папой развелись. Точнее, когда папа развелся с ней. Я не очень хорошо понимаю, почему это произошло. Я знаю, что их свадьба и мое рождение случились, когда им было всего по двадцать три. Люди разбрасываются словами «непримиримые противоречия», и «слишком молоды», и «разлюбили». Видимо, я не понимаю, каково это – разлюбить. Не могу понять. У меня никогда не было даже возможности проверить.
Но я помню день, когда родители усадили меня в гостиной (папа с каменным лицом, а мама – старательно сдерживая эмоции) и сказали мне, что все кончено. Слова «совместное решение» повторялись снова и снова. Они стали звучать фальшиво, когда мама убежала в слезах в ванную, пока папа заканчивал разговор.
Я не переехала в Техас вместе с ней, потому что не могла бросить Стиллмонтскую театральную программу, и она поняла. Я думаю, ей пошло на пользу побыть на расстоянии от любых напоминаний о бывшем муже, включая меня. Но я с тех самых пор, с их расставания три года назад, проводила все летние каникулы в ее квартире в Сан-Маркосе. Хотя я не в восторге от жары под сорок градусов, было здорово помогать ей за прилавком на фермерском рынках и ярмарках, где она продавала свои ювелирные изделия.
Я открываю дверь в свою комнату. Там бардак. Ну конечно же, бардак. Три длинных платья не добрались до шкафа и висят на спинке кровати. Кажется, джинсовую куртку я пыталась добросить до зеленой вешалки в углу, но промахнулась, и она валялась на полу поверх ботинок.
Мой ноутбук погребен под кучей украшений – это следы безуспешных утренних поисков сережек, которые, не сомневаюсь, исчезли в складках дивана Тайлера. Я сметаю все в сторону и отодвигаю наручный будильник. Это «подарок» от папы, который был очень горд этой идеей. С тех пор, как наш дом полтора года назад стал более шумным, я сплю с мощными затычками в ушах, но вставать в школу приходится в 6, так что будит меня этот кошмарный будильник вибрацией.
Я открываю FaceTime на компьютере, быстро приглаживая волосы пальцами.
Мамино лицо появляется на экране.
– Привет! Извини,