Катастеризм. Александра «Альфина» ГолубеваЧитать онлайн книгу.
продукты такого же окраса – это называется прайминг. В видеосюжетах мы легко упускаем, как меняется одежда героев, атрибуты, фон, если только их связывает логичный сюжет. Это всё – естественные несовершенства нашего разума, но именно поэтому мы должны быть крайне консервативны и осмотрительны в любых вопросах, касающихся ключевых доминант бытия: жизни, смерти, здоровья, секса. И даже если некто утверждает, что он согласен на определённый эксперимент, мы должны трижды задуматься, точно ли этот кто-то в полной мере понимает, на что соглашается.
– Это здравые опасения, – медленно пробормотал Шарп, – но тут не понимаю уже я…
– Человек, никогда в жизни не испытывавший раковых болей, неспособен дать осознанное согласие на то, чтобы получить онкозаболевание! – неожиданно повысил голос Робертсон. Даже через щедрый слой грима щёки его зарделись. Если он актёрствовал, то актёрствовал блестяще – но куда больше похоже было на то, что вопрос в самом деле волнует его до глубины души. – Понимаете вы меня? Неспособен! Многие люди думают, будто сознают, на что вы их подписываете. Но это не так. Не так! Есть вещи, на которые невозможно дать осознанное согласие, и мучительное уничтожение организма злокачественными опухолями – одна из таких вещей!
– Да мне, мне хотя бы позвольте с собой это сделать! Уж я-то точно знаю, что это за шаг!
– В вас я не сомневаюсь. Но если общество позволит ставить такие эксперименты даже исключительно над сотрудниками вашей лаборатории, что помешает вам завтра нанять стажёрами десяток студентов?
– Да чёрт побери, в мире даже эвтаназия разрешена! – вскочил с места Шарп. Глаза его лихорадочно бегали, словно он искал, за что бы ухватиться, чтобы не сорваться окончательно.
– В некоторых странах Европы. Для безнадёжных больных, испытывающих страшные боли. И всё равно получают её единицы – именно потому, что многие тяжёлые больные уже не в состоянии дать осознанное согласие…
– Уж конечно, лучше пытать их комой и вытягивать из их семей сотни тысяч – вместо того чтобы найти в себе силы на решительный шаг! – огрызнулся Шарп. От такого попрания гуманистических ценностей в зале раздался сладкий вздох, полный негодования и наслаждения собственным негодованием. Шарп оглянулся с лёгким изумлением, вспомнил, где находится, и немедленно стёр с лица всякое выражение.
Робертсон смотрел на него прямо и пронзительно. В выражении его читалась нота милосердия и даже сочувствия по поводу зала, но в то же время видно было, что даже из снисхождения к оппоненту от идеалов своих Робертсон не отступится – слишком уж они были важны, слишком дороги.
Шарп ещё раз выдохнул, расстегнул верхнюю пуговицу и попробовал зайти с другой стороны.
– Мистер Робертсон, вы знаете, что наши возможности ограничены. Закон о… – Шарп скривился, – существах второй категории разумности, таких как слоны, дельфины и, что в нашем случае критично, шимпанзе и другие приматы, запрещает любые эксперименты с их участием. Если бы мы могли