Тайная капитуляция. Аллен ДаллесЧитать онлайн книгу.
то, что приносилась она военными персонально Адольфу Гитлеру, как вождю и командующему, а не просто родине и флагу.
Сегодня, когда мы так удалены от той обстановки по времени и восприятию событий, трудно представить, какую необычайную силу имела нацистская присяга в сознании немецких офицеров. И церемония принятия присяги, и ее слова носили отзвук клятвы средневекового рыцаря на верность суверену – сеньору и военной аристократии. Нарушить присягу для людей, чувствительных к подобным традициям, было тяжелой моральной проблемой. Похоже, это сделать могли только люди с искренними убеждениями и независимыми этическими суждениями. Некоторые из участников заговора «20 июля», знающие о многих преступлениях нацистов, вынуждены были отчаянно бороться со своей совестью, чтобы оправдать неверность фюреру, – во многом из– за ослепляющей мощи военной присяги. Многие генералы, приглашенные к участию в заговоре, среди них Йодль, Гудериан и Манштейн, отказались только потому, что не могли нарушить присягу. Во всяком случае, они убеждали, что это именно так. Для кого-то, без сомнения, и тогда и потом это было удобное оправдание собственной угодливости, универсальная отговорка, чтобы уйти от персональной ответственности. Как мы увидим, этот момент сыграл свою роль в наших взаимоотношениях с германским командованием в Италии.
Политика кнута и пряника по отношению к отдельным генералам позволила Гитлеру крепко держать в руках некоторых из них. Когда генерал вел себя хорошо и доставлял Гитлеру удовольствие, его награждали похвалами, орденами, производством в фельдмаршалы, а в некоторых особых случаях деньгами и даже огромными поместьями. Лестью и подкупом Гитлер привязал к себе генералов даже сильней, чем присягой. Когда генерал не удовлетворял Гитлера, его безапелляционно снимали с командных должностей, а если он не повиновался, отдавали под военный суд. Иногда приговаривали к тюремному заключению, иногда казнили или позволяли совершить самоубийство, как было с Роммелем[3].
Поскольку военные сыграли в неудачной попытке покушения ведущую роль, после провала заговора генералы все вместе или каждый в отдельности практически утратили возможность влиять на ход войны как с помощью прямых обращений к Гитлеру, так и посредством каких– либо действий за его спиной. Их предательство фанатично настроило Гитлера против военного сословия. Даже генералы, не участвовавшие в заговоре, вынуждены были опасаться того, что малейший намек на нежелание выполнять приказы фюрера будет истолкован как свидетельство измены и повлечет за собой соответствующее наказание.
После 20 июля, помимо ближайших личных советников вроде Бормана и Геббельса, Гитлер почти полностью полагался только на СС как в вопросах проведения своей политики, так и в плане личной безопасности. Военные были дискредитированы и обесчещены. Он не желал выслушивать генералов вермахта. Им позволялось находиться в его присутствии,
В течение недели после высадки в Нормандии фельдмаршалы фон Рундштедт и Роммель дважды встречались с Гитлером и откровенно высказывали ему свой прогноз об окончательном исходе битвы на Западном фронте, надеясь достучаться до маниакально запертого разума фюрера и склонить его к отступлению или к началу переговоров. Разумеется, все было бесполезно. И тем не менее они пытались. Гитлер уже разглагольствовал о сверхразрушительном чудо-оружии, и его нельзя было сдвинуть с места. Тогда Роммель задумал тайный план встречи с Эйзенхауэром или Монтгомери для обсуждения возможности сепаратного перемирия на Западе. Однако ему не удалось осуществить свой план. В середине июля Роммеля из строя вывела серьезная автокатастрофа, случившаяся из-за воздушного нападения самолетов союзников на его штабной автомобиль. Вскоре после этого по предложению Гитлера Роммель покончил с собой, поскольку он одобрил заговор генералов, хотя и не принимал в нем личного участия.