Зачем я ему?. Алина ЛанскаяЧитать онлайн книгу.
есть что-то общее, что у них семья, ребенок…
Я не сразу поняла, что меня так смущает в этой фотографии. Лишь когда у меня появился первый в моей жизни друг, и, сидя у него дома, мы рассматривали свадебный альбом его родителей, я, наконец, осознала, в чем дело. Я не видела радости на этой фотографии. Мама улыбается, но улыбка какая-то вымученная, ненастоящая что ли. Стоит прямо, как будто одна, сама по себе. А папа… Папа держит ее за руку и улыбаясь смотрит на нее. Робко как-то смотрит, снизу вверх. Бабушка говорила, что это единственное фото, которое осталось от родителей, остальные потерялись при наших переездах. Я храню эту фотографию всю жизнь, больше у меня нет ничего от них. Нет, вру. Конечно, есть. Я есть. Я – папина копия: те же темно-русые волосы, высокий лоб и широкие скулы. Только глаза мамины, светло-зеленые и форма точно такая же. Поэтому всем, кто видел фотографию моих родителей, кажется, что я больше похожа на нее, но это не так.
Та же карточка и на могиле, их похоронили рядом… Каждый год мы приходим сюда, могилы всегда ухожены, если так можно сказать. Я знаю, бабушка дает деньги сторожу, он присматривает… У нас никогда не было много денег, но она платила, а сама никогда не прибиралась там и меня не пускала. Я хотела спросить почему, но в детстве побаивалась, а потом уже не успела. Мы просто сидим молча на скамейке, она никогда не разговаривает с ними, как это делают многие на кладбище. Просто смотрит в одну точку, потом кивает мне, и мы идем на автобусную остановку, чтобы уехать в свой город, где сейчас живем. Каждый год одно и то же, выверено до последнего жеста… И только сейчас все было по-другому.
Мы проходим мимо какого-то здания, вокруг него много людей. В прошлом году тут была кафешка, а сейчас… сейчас – бар-ресторан «Магнолия». Мне мало лет, я никогда не была в таких местах. Но даже я понимала, что на ресторан это заведение не тянет. У входа стояли, пошатываясь, какие-то мужчины: они громко смеялись, обнимали женщин. Рядом на летней веранде сновали официанты.
Бабушка презрительно сощурилась: «Варя, пойдем быстрее, нечего нам тут смотреть».
Мы ускорили шаги. Вдруг за спинами раздался звук шагов – кто-то догонял нас. Я помимо воли обернулась. Передо мной стоял высокий мужчина в помятом пиджаке, рубашка явно несвежая, от него пахло табаком и алкоголем. Он посмотрел на меня, усмехнулся и перевел глаза на бабушку.
– Что, грехи все замаливаем? Никак не замолим?! Так поздно уже, не воротишь… – он хотел еще что-то добавить, но тут рядом с ним появилась официантка из бара.
– Пойдем, Сереж, пойдем, – обдала нас недобрым взглядом. – А вы идите, куда шли.
Я сжала плечи: с бабушкой так никто не разговаривал. Она у меня была высокой, дородной, а голос у нее… Даже пьяницы, что с нашим домом рядом жили, как слышали ее, тут же перемещались к соседнему подъезду. Я ждала, что она сейчас как гаркнет! Но нет – просто поджала губы, взяла меня за руку и потащила к остановке. А уже вечером, дома, строго-настрого запретила подходить мне к таким местам. И той дорогой, когда мы приезжали на кладбище, больше не ходили.
– Заходи,