Горячий декабрь. Сергей Анатольевич ШаповаловЧитать онлайн книгу.
любили? Я имею в виду, как сестру?
– Конечно! Знаете, нас в семье было четверо детей. Мы с Константином старшие, вернее, я старший, а он на год шёл за мной. Дружили крепко, но и ссорились отчаянно. Потом шла Мария. Она, мягко сказать, не была красавицей, хотя – очень умна, добра. Но младшая Доротея – бес в юбке. Хитрая, коварная, но было у неё какое-то врождённое чувство справедливости… Амазонка – одним словом. Антиопа. Мы её с братом очень любили. Но, как не странно, боялись. Она иногда нам такие уроки давала, до сих пор уши краснеют.
– Расскажите, – попросил Денгоф.
Бенкендорф оживился, заёрзал на диванчике, усаживаясь поудобнее.
– Что бы такое вам поведать. А, хотя, вот – история! Были мы уже подростками. Мне пятнадцать, Константину четырнадцать, Дарье – вообще – двенадцать. Дело происходило под Рождество. Пригласил нас князь Барятин погостить в его имении под Смоленском. Сам он бездетный, инвалид к тому же. Под Измаилом его покалечило изрядно, потому и не женился. Но детей любил. Как мы к нему приедем, вечно нас баловал. И была у него страсть – коней разводить. Рысаки его ценились во всей округе. Так вот, наметилась охота. Решили волков отстрелять. Мы с Константином на охоте никогда не были. Загорелись. Нам ружья дали. Охотники дворовые учили нас заряжать. Константина в загонщики с псарями определили, а меня, как старшего, – в засаду. Вы не представляете, какое это счастье для мальчишки – впервые попасть на охоту, и сразу – в засаду. Я всю ночь не спал. Наставнику своему, Луке, надоел до чёртиков: хорош ли кремень в затворе? Хватит ли пороха в рожке? Пыжи не очень большие? А пуля пробьёт волку череп, если в лоб стрелять? Лука крепился, разъяснял, но в конце не выдержал. Сходите, говорит, на конюшню, проверьте коня своего. Да чтобы седло вам удобное подобрали и стремена по росту подтянули.
Пошёл я на конюшню. Помню, вошёл, как увидел рысака тёмного, лоснящегося, с огромными черными глазами, так влюбился в него сразу. Ноздри раздувает, а из них пар, как от змея Горыныча. Грудь широкая. Ноги стройные. Я таких коней отродясь не видывал. Спрашиваю у конюха: «Кому коня этого готовят». «Так, известно кому, – отвечает, – вам, барчук». «Мне?» Я чуть дар речи не потерял. «А то, – отвечает. – Барин больной, он на своей кобылке привык. Для батюшки вашего тоже конька спокойного подготовили. Братишке вашему недорослика крепкого. Братишка ваш сам маленький, так ему ещё с псарней по дебрям, да оврагам пробираться. А вам быстрая коняга нужна. До засады далече ехать. Вон, он какой! Как жар из печи. Быстрый – что ветер в поле».
Я весь воспылал от счастья. Сам попросился овса задать. А когда гладил упругую горячую шею коня, так был на девятом небе от счастья. Силой от него веяло неземной, свободой, отвагой…, – даже не знаю, как передать мои мальчишеские ощущения.
И, представляете, утром дом подняли. Суматоха. Псари кричат. Собаки лают. Кони ржут. Загонщики выехали первыми. Мужики из моей засады, уже верхом. Я быстро одеваюсь, хватаю ружье, накидываю ягдташ через плечо, выбегаю на двор.… А мне выводят какую-то пегую лошадь… Я ничего не понимаю. «А где мой конь? – спрашиваю у Луки. – Мне