Моя подруга – Месть. Елена АрсеньеваЧитать онлайн книгу.
деловито произнесла Лариса и жестом фокусника обернула вокруг головы Марьяны белый шарф, прикрыв лоб, а потом так причудливо и ловко свернула узел на затылке, словно он и впрямь маскировал не легкие русые локоны, а черно-рыжую тугую косу. На переносицу Марьяны водрузили огромные темные очки в белой оправе, по губам жирно, далеко выходя за их очертания, мазнули Ларисиной любимой помадой цвета цикламен – и вот уже Санька, изумленно глазевший из угла, протянул:
– Маряша, сними платок, а то ты прям как мамочка! Я вас перепутаю!
– Вот! – радостно прищелкнула пальцами Надежда. – Вот так! Все тип-топ! Ну, давай, девочка, работай! – И она потащила Марьяну к окну, однако та вывернулась и, сорвав очки, грубо нахлобучила на нос Надежде:
– Отстань! Никуда я не пойду!
– А чтоб у тебя зубы не в рядочек, а в кучке росли! – смешно ругнулась Надежда, а поскольку была белоруской и порою, забывшись, говорила с акцентом, прозвучало примерно следующее: «А каб у цябе зубы не у радочак, а у кучцы рослы!»
Это было безумно смешно, и прежде, когда новогрудковское Надеждино происхождение себя вдруг выказывало, свидетели просто-таки помирали со смеху. Однако сейчас даже Санька не хохотнул, а Марьяна, белая, как ее шарф, прошипела:
– Ну, я – Ларису, а Саньку кто изображать будет? Ты, Надежда, что ли? Тогда давай, переодевайся!
Швырнув в остолбенелую БМП Санькиными шортами, она отвернулась к окну и, едва сдерживая слезы, уставилась на знойное марево, плывущее над глинобитными крышами Старого Мисра: «Григорий! Где же Григорий?..»
Да нет же, нет, она не знала, что так обернется, иначе разве согласилась бы? Разве взяла бы тогда те деньги? Ведь с них все и началось, если хорошенько подумать… Однако могла ли Марьяна хоть о чем-то думать в ту минуту, лежа посреди площади Свободы, с гудящей головой, беспомощная, не ощущавшая своего тела, а только раздирающую боль в левой ноге, и боль эта, чудилось, еще усиливалась от пронзительного женского вопля в вышине, там, где столпились люди:
– Да ты же ей ногу сломал, мафик поганый, своей иномаркой!
Марьяна попыталась приподняться, но в глазах все поплыло, и она снова откинулась навзничь, тупо повторяя: «Ногу сломал… ногу мне!..» Но даже эти страшные слова не могли прервать оцепенения, пока вдруг что-то ледяное, отрезвляющее, не легло на лоб и поплыло по вискам, потом нежно, влажно запахло талым снегом, и она близко-близко увидела чьи-то огромные, бело-голубые от ужаса глаза на бледном лице, чуть заросшем рыжеватой щетиной.
– Ты как? Жива? – прошептало лицо, и в глазах плеснулась такая неподдельная жалость, что Марьяна невольно всхлипнула. – Больно? Ой, Господи, ну как же так…
– Помогите мне встать, – прошелестела Марьяна прыгающими, непослушными губами, вновь пытаясь приподнять голову, но незнакомец погладил ее перемешанные со снегом волосы:
– Тихо, лежи. Нельзя вставать. Я ведь и правда, кажется, тебе ногу сломал…
– …мафик поганый своей иномаркой, – как попугай,