Аналогичный мир. Том первый. На руинах Империи. Татьяна Николаевна ЗубачеваЧитать онлайн книгу.
какая-то кастрюля. Не очень большая. Так что Эркин поймал её на лету, поставил на стол и последовал за Андреем.
– Ублюдок краснорожий! Белый ему парень! Да раньше бы тебе всю спину за такое вспороли! – гремело ему вслед.
– Вот и вступайся за тебя! – веселился Эркин.
Рабская ругань его и раньше не трогала, тем более такая. А старуха… а что с неё взять? Навидался он таких. Они и во сне рабы. В имении тогда…
…Тибби не ушла. Сбежала было, боясь наказания за разорённую кладовку, а потом вернулась и ещё хотела заставить его вернуть хлеб, что он к себе перетащил. А когда он увидел приторные рожи кое-кого из лакеев, что тоже вернулись и стали порядок наводить да хозяев поджидать, тогда и решил уйти. В рабской кладовке взял себе новую куртку, штаны, шапку. В разорённой, развороченной хозяйской гардеробной отыскал тёмную, чтоб в глаза не кидалась, рубашку. Сапоги у него были крепкие, и портянки, их решил не менять. И всё чего-то тянул с уходом. Приготовленная одежда лежала в его закутке, на нарах Зибо, а он в старом рабском тряпье всё хлопотал, доил, кормил, чистил… Пока не услышал шум мотора во дворе. Выглянул, и сразу потянуло по позвоночнику, свело ознобом спину. Вернулись! Хозяин, хозяйка, младшая дочка, сын, старшей дочери, стервы поганой, нет, или не заметил. И за рулем Грегори. Переждали, значит, сволочи, и вернулись. Всё, что хозяйке желали, её спальник получил, вещи били, ломали, потому что их не перехватили. Это пока они офицера вопросами донимали, эти сволочи дёру дали. И вернулись. Машина разворачивалась по зимней холодной грязи. Он отступил от двери и пошёл заканчивать дойку, а то коровы уже беспокоиться начали. По неистребимой рабской привычке он напился из подойника и понёс молоко телятам. За этим и застал его Грегори.
– Вот уж кого не думал увидеть.
Как всегда, он, если его впрямую не спрашивали, предпочитал молчать.
– И смотрю, порядок у тебя… как положено. Только, – Грегори хмыкнул, – только удои никто не записывал.
Он, не оборачиваясь, переходил от стойла к стойлу, наливал в поилки молоко. А Грегори стоял сзади, у двери, и всё говорил, говорил. Он не слушал. Заглядывал ли Грегори в закуток? Если увидел приготовленную одежду… Какой же он дурак. Надо было всё бросить и бежать со всеми, потом бы уж… или с отработочными… Звал же Клеймёный. Ну, побили бы, поиздевались, но не убили бы… Тишина за спиной заставила его оглянуться. Грегори ушёл. Он быстро плеснул молока в оставшиеся поилки и, бросив тут же ведро, побежал в закуток. Всё цело. Он сел на нары и посидел немного, переводя дыхание. Что ж, уходить так, как есть, но уходить. Он собрал приготовленную одежду и пошёл в рабскую душевую. Лакеи и прочая домашняя сволочь мылась каждый день. Дворовым душ полагался раз в неделю, а то бывало и реже. Проходя через двор, бросил короткий взгляд на Большой Дом. Вроде, в одном из окон мелькнуло лицо хозяйки. Ладно, не вечно она будет там торчать. Он ещё тогда, в первый день, как им объявили свободу, решил, что уйдёт во всём новом, отмывшись от налипшей, наросшей за эти годы грязи. К ней привыкал тяжело. Вода шла еле-еле. Он яростно отскрёбывал голову, отплевывая�