Железный поход. Том пятый. Дарго. Андрей Воронов-ОренбургскийЧитать онлайн книгу.
к пестревшей шрамами груди свое единственное сокровище, и пил, ненасытно пил сладость торжествующей жизни…
Он не помнил, когда усталость и млечная пустота сумели потушить их огненную стихию любви…
Небо на востоке начинало розоветь. Первые робкие лучи осветили снеговые хребты гор, смугло белевшие сонными, златорунными облаками. В воздухе разливалась предутренняя прозрачность; с дальних склонов, поросших непроходимыми лесами, тянуло прохладой и росистой свежестью, в которую вплетался горьковатый запах далеких пожарищ.
Глава 4
– Любимый… – Легкое прикосновение вывело имама из сладкого забытья… Пальцы Шуайнат нечаянно задели недавнюю, еще не совсем затянувшуюся рану. Шамиль застонал – алое пятно корявой кляксой проступило сквозь нательную рубаху на его плече.22
– О Небо!.. Ты ранен… я забыла… Прости! Прости! – Ее бархатные брови изломило сострадание. Пылая волнением, она смятенной ланью бросилась в чулан за пластырем и ватой, но Шамиль лишь отмахнулся от ее суеты:
– Эта рана – пустяк. Девятнадцатая у меня по счету… Она заживет. – Шамиль, взяв из рук жены клок ваты, вытер кровь на плече. – Другое дело Кавказ… – Имам пристально посмотрел в ее бирюзовые глаза. – Он истекает кровью. Вот рана, которую трудно залечить.
Помолчав минуту, Шамиль поднялся с нагретого ложа.
– Скоро рассвет. Собирайся. После намаза ты уедешь с Патимат и Написат. Идиль Веденский с нукерами будет сопровождать вас.
Она ничего не ответила, слегка побледнела, опустила голову.
Шамиль снова посмотрел на нее долгим взглядом.
– В чем дело?
– Сердце мое противится, не советует мне уезжать… Дозволь остаться с тобой…
– Не спеши говорить, жена, спеши делать. – Шамиль завязал учкур на шарварах, накинул на себя рубаху «хиева», взялся за бешмет. – Что стоишь? Собирайся.
– Но куда? Зачем? – На прекрасных ресницах заискрилась роса слез.
– Поедешь в Ведено. Здесь я не смогу вас защитить.
– Нет, любимый… Я… я всего лишь женщина, но я жена твоя… Я должна идти за тобой, готовить пищу, рожать от тебя детей. Иначе я ничего не буду значить на земле.
– Вот именно… – Он усмехнулся и отпил из серебряной пиалы холодный чай. – Ты всего лишь женщина, которая забыла, что значит слово мужа. В моих горах говорят: «Смирная кошка большой кусок сала съела». Говорят и другое: «Баба и лошадь – одно, для обеих плеть создана».
Он прошел вдоль огромного ковра, который сплошь был увешан клинками арабских и кавказских мастеров-оружейников; опустил пиалу на низенький круглый треножный столик, уставленный кусками вареной баранины, сыра и восточными сластями, насупился и словно забыл о ней.
– А у нас говорят: «Кто ада не видел, тому рай не полюбится». Пусть в Ведено отправляются твои старшие жены с детьми, мой повелитель. Я же хочу разделить с тобою свою судьбу. Зачем я принимала вашу
Медицина у горцев была превосходно развита. Ф. Ф. Торнау писал: «Надо отдать справедливость искусству, с которым горские лекари вылечивают самые опасные раны. Ампутации, как таковой, у них нет в употреблении, и мне не раз случалось видеть кости, срощенные после того, как они были раздроблены картечью».
Пристав при Шамиле А. И. Руновский оставил в своем дневнике любопытную запись: «В горах есть люди, врачующие положительно любые раны и ушибы. Их познания и медикаменты несравненно разнообразнее наших, а результаты лечения могли бы показаться невероятными, если бы не было в Дагестане еще множества людей, раны коих служат живым подтверждением сказанного. Словом, нет той раны, огнестрельной или от холодного оружия, которую дагестанские медики не излечили бы, за исключением ран смертельных или того еще случая, когда потеряно слишком много времени. Но и тут мы видим исключение в лице того же имама Шамиля, который, получив смертельную рану, все-таки был вылечен тестем своим Абдул-Азизом – искусным лекарем и знатоком трав».
Знаменитый хирург Н. И. Пирогов, посетивший в 1847 году Кавказ и впервые во время боев за аул Салта оперировавший под наркозом русских и горских воинов, писал в своем отчете: «При лечении свежих сложных переломов употребляется вместо неподвижной повязки шкура, снятая с барана, только что убитого. Перелом обертывается этой кожей, внутренняя сторона которой обращается к наружной поверхности тела. Повязка остается несколько недель без перемены, а шкура, высыхая на теле, образует род твердой и неподвижной коробки, в которой покоится страждущий член (гипсовых повязок медицина тогда еще не знала). Наконец, курдюки (мешки с жиром, висящие у хвоста барана) играют у них также важную роль в лечении наружных повреждений. Кусок курдюка вкладывается обыкновенно вместо корпии в свежую рану».
По свидетельству главного врача Эриванского госпиталя П. Попова, автора статьи «Лечение ран у кавказских горцев» (журнал «Смесь», 1855, № 2), горские лекари (хакимы, гакимы, екимы) в своих действиях руководствовались следующими принципами: «Остановить кровотечение из раны, удалить из нее посторонние тела, предотвратить воспалительное состояние в ней и в периферии ее, способствовать хорошей грануляции и доброкачественному нагноению в ране и заживлению ее». Собственно, такие же методы применяет и современная хирургия.
Активно горцы использовали в лечении и яды, которые добывали главным образом из скорпионов, тарантулов и фаланг, обитавших в Южном Дагестане. В малых дозах их применяли в мазях, как обезболивающее и т. д. Примерно так же дело обстояло с ядовитыми грибами.
Кроме медицинских целей, яды употреблялись и по прямому своему назначению – в основном знатью: в борьбе за власть, для устранения врагов и в прочих интригах. Известно, что Шамиля пытались отравить несколько раз.