Игра на гранях языка. Б. Ю. НорманЧитать онлайн книгу.
(с упреком). Какая вы принципиальная!
Продавщица (вспыхнув). И вовсе я не принципиальная.
– Нет, я вижу, очень даже принципиальная!
– Да сами вы принципиальная!»
«…Милиционеров Василий особенно не терпел и обзывал их, узнав это слово после знакомства с Лерой, интеллектуалами, что приводило и меня, и Леру в невыразимый восторг.
Он так и кричал им вместо приветствия:
– Ну, вы!.. Интеллектуалы!»
Конечно, здесь можно было бы порассуждать о том, какое ругательство сильнее, обиднее – когда тебя назовут нототенией или интеллектуалом. Но общий принцип ясен: предмет называется «чужим» именем неспроста, а с какой-то дополнительной целью, с игровым подтекстом.
Иногда при этом значение слова так далеко отходит от своего основного, словарного прототипа, что обязательным условием его употребления становится общий опыт говорящих, их некоторая совместная жизнь. Вот, к примеру, какой рассказ мы находим в «Записных книжках» И. Ильфа:
«На пароходе «Маджестик» возвращалась из Америки группа автомобильных инженеров. Английского языка они не знали, и громадная обеденная карточка вызывала у них ужас. Наконец им посоветовали заказывать рекомендуемый обед. Он помещается на левой стороне меню. С тех пор они, счастливо улыбаясь, говорили друг другу перед едой: «Закажем левую, а? Левую!» А съев обед, долго говаривали: «Хороша сегодня левая, хороша»».
Если же в одном контексте оказывается несколько слов, употребленных в окказиональных значениях (понятных лишь посвященным), то такой текст становится похож на зашифрованное сообщение: он требует «перевода» на нормальный язык. Скажем, у того же И. Ильфа в соавторстве с Е. Петровым есть глава «Прошлое регистратора загса», не вошедшая в основной текст романа «Двенадцать стульев». В ней, в частности, повествуется о нравах, царивших в дореволюционных гимназиях. В одном месте читаем:
«Не один карандаш принял мученический венец из «фонарей» и «бланшей» от руки мстительных баклажан».
Для того чтобы понять эту фразу, надо знать, что карандашами называли учащихся городской гимназии, баклажанами – воспитанников дворянской гимназии, фонарь, надо думать, означает «синяк», а бланш, по-видимому, «ссадина»… Обратим, кстати, внимание на закавыченные в цитате слова «фонарь» и «бланш». Кавычки – верное средство указать на то, что слово употреблено не в своем настоящем значении, а в каком-то ином, переносном. Это, между прочим, излюбленный прием газетчиков. Каждый день мы читаем в прессе: «Эти «борцы за демократию» организовали сбор подписей…» или: «Заезжий «коммерсант» подписал договор о доставке…» и т. п. Кавычки здесь – сигнализатор того, что значение слова «сдвинуто», верить названию нельзя… В сущности, самая бессмысленная фраза становится осмысленной, если какие-то слова в ней взять в кавычки. Когда-то языковеды увлекались придумыванием искусственных высказываний вроде «Кентавр выпил круглый квадрат». (Целью таких экспериментов