300 подвигов Великой войны 1941–1945. Андрей ГригорьевЧитать онлайн книгу.
противотанковым орудием,
Ранило стрелка-радиста пулею,
Заменили и фашист вновь бит.
Восемнадцать танков немцы в бой
Кинули, под деревенькой Лысцево,
Лавриненко поступил убийственно
– В семь минут – семь танков на убой.
Дальше на колонну налетели,
Не успели те рассредоточиться,
Из восьми, лишь два ещё тревожатся,
Остальные к Богу полетели.
Восемь танков у села Гусинево
Прорвались на наш геройский танк,
Лавриненко семь из них «убрал»,
На восьмом, их спусковой заклинило.
За октябрь, ноябрь, до декабря
– Тридцать семь фашистов уничтожено,
Танковые немцы растревожены,
Диму ждёт Геройская Звезда.
Горюны, Покровское, овраг,
Батальоны немцев с автоматами,
Пушки, танки, техника с солдатами,
Пятьдесят второй подбитый танк.
Немцы отступили, но обстрелами,
Из тяжёлых пушек бой вели,
И смертельно ранили они,
Хоть убили, но рабом не сделали.
Похоронен в поле, под Москвой
На шоссе и памятник их подвигам,
Слава защитившим нашим воинам,
В Полк бессмертный вставших к нам с тобой..
Каша для топора
Начало войны, сорок первый, июнь,
На Северо-Западном фронте,
На кухне огонь загорал, только дунь,
А запах манил всех в полёте.
Фашисты два танка пустили в обход,
Пробрались, почти незаметно,
Но вдруг запах кухни им в башню идёт,
Нельзя проезжать безответно.
Он встал возле кухни, вылазит фашист,
Но вдруг на него страшный Русский,
С большим топором к танку прямо бежит,
Фриц в башню запрыгнул, в лаз узкий.
А был с топором Русский повар-солдат
– Иван Середа кашеварил,
Вдруг смотрит на кухню два танка летят,
Коней он в сторонке оставил.
За кухней сам спрятался, действия ждёт,
Один танк подъехал и немец,
Вылазит и ложку свою достаёт,
А Ваня не был – пораженец.
Он кашу варил для Советских бойцов,
А здесь вдруг немецкая ложка,
Полезет в Советский, наваристый плов,
Стал гневаться Ваня немножко.
Стремглав с топором подбежал ко врагу,
Успел тот под люком закрыться,
И из пулемёта открыл он стрельбу,
Обзор накрыл Ваня тряпицей.
С размаху он ствол пулемёта погнул,
И начал по люку дубасить,
Кричал: «Хенде хох», напугались – смекнул,
А как он один мог иначе?
Из люка вылазят и руки вверху,
Ещё карабин был у Вани,
Он всех под прицелом спустил на траву,
Заставил, чтоб руки связали.
Когда взвод вернулся к нему на обед,
Картина