Чашка кофе. Валерий ШилинЧитать онлайн книгу.

      – Это в каком смысле?

      – Служба окончена. Если что не так, зла не держи, старлей.

      – Мы ведь уже не на службе. Зови меня по имени.

      – Хорошо, Сергей.

      – Чтобы толком человека узнать, его метрики и послужного списка мало. – Княжева явно потянуло на риторику и философию. – Надо не только вместе пуд соли съесть, но и вместе одно дело делать… Слушай, а ты вправду тогда от перевода в штаб округа отказался?

      – По-настоящему, об этом и речи не было. Так, просто рекомендации.

      – Так ведь в штабе жизнь полегче, почище, не то что здесь, в грязи копаться, – Княжев испытывающе смотрел Дёмину прямо в глаза.

      – Кажется, у Владимира Армишева есть такие стихи:

      – Грязь, брат, не та, что на солдатских руках и сапогах. Нравятся мне наши ребята, но пора мне возвращаться домой. Чувствую, настал и мой час – время подъёма, – пожимая Княжеву руку, закончил Дёмин.

      Иван Петрович

      Дык был выходцем из интеллигентной семьи. Отец – министр, мать – преподаватель Ханойского университета. Ему пророчили хорошее будущее. В 1968 году в составе группы вьетнамских студентов был направлен на учёбу в Чехословакию. Однако этим планам не суждено было сбыться, так как в тот самый год наши и партнёры по Варшавскому договору ввели туда войска. Его быстро переоформили и отправили в СССР. В Воронеже он целый год изучал русский язык. Там же была сформирована группа для дальнейшего обучения иностранным языкам в Пятигорске.

      Южный климат Кавминвод вьетнамцам был по душе. Учились они с прилежанием, жили в институтском общежитии, регулярно посещали собрания Вьетнамского землячества, вели почти аскетический образ жизни. И это было понятно всем – у них на родине шла война с американскими агрессорами.

      Большинство вьетнамских студентов получали помощь от советского правительства: одежду, обувь, учебные принадлежности. Стипендию получали все, так как учиться плохо считалось делом недопустимым. Отчислений за неуспеваемость не было.

      Дык слыл среди студентов либералом, носил не казённую одежду, а ту, что купили для него отец с матерью. Был более раскрепощённым и коммуникабельным. Языки давались ему легко, нравились философия, история, психология.

      Для более глубокого изучения русского языка некоторых вьетнамцев расселили по комнатам, где проживали советские студенты: русские, украинцы, грузины, армяне, азербайджанцы, греки, дагестанцы… Для простоты общения дали ему русское имя и отчество: Иван Петрович. Этому Дык был рад: значит, признали за своего. Таким ни один из вьетнамцев похвастать не мог.

      Прожили мы с ним в дружбе почти три года, ели и пили с одного стола. Потом наши пути разминулись. После четвёртого курса я уехал в длительную загранкомандировку, а он после окончания института вернулся во Вьетнам.

      Ещё раньше, в знак дружбы пообещав помнить друг друга, обменялись