Сиблинги. Лариса РомановскаяЧитать онлайн книгу.
могла бы и сама озвучить… Но это ж Веня. В общем, она стояла, смотрела, стараясь не пялиться на Веню совсем уж в открытую и не улыбаться так по-дурацки.
А Макс пожал Венику руку и заговорил деловым-деловым тоном, типа Макс весь из себя такой институтский спец, без него НИИ развалится и все вылеты накроются.
– Ну, всё, Жень, давай осваивайся. А вы хронометр уже прогрели, Вениамин Аркадьич?
2
Поэму Некрасова «Дед Мазай и зайцы» Гошка Некрасов наизусть читал раз сто. На утренниках, перед бабушками во дворе, в очередях и, разумеется, перед мамиными гостями. Гошка гостей тихо ненавидел.
Чужие тётки и дядьки приходили по выходным, кидали пальто на Гошкин диван. Заполняли собой всю комнату. И давай крошить вилками холодец (а он дрожит от страха!), звенеть рюмками. Они шумели, курили, отвлекали. Потом начиналось: «Гога, почитай нам стишок!»
Кто-нибудь подхватывал Гошку, ставил на табурет. Гости замирали с вилками наперевес. Ждали, что Гошка по-быстрому оторвёт мишке лапу или забудет зайку под дождём. Ему выдадут шоколадку и скажут: «Молодец, Гога! Иди гуляй».
Для Гошки это «Гога» было как знак «заминировано». Он взрывался.
Хотите стишок – пожалуйста! Он топал ногой, проверял табурет на прочность. Объявлял:
– Николай Алексеевич Некрасов! «Дед Мазай и зайцы»!
У гостей от нетерпения начинали дрожать вилки. Они думали, Гошка прочтёт пару строф и собьётся. И можно будет мирно закусывать. Ага, конечно! Гошка вытягивал руку и начинал читать. Мама готовилась подсказывать. Тётки так улыбались, что казалось – у них на губах помада лопнет. Гошке каждый раз было смешно: полная комната гостей, и все сидят смирно, не едят. И пока «Дед Мазай» не кончится, так и будут вежливо кивать.
«Это культура воспитания, учись, Егор! А то вырастешь и станешь дворником!»
Вообще-то он точно знал, кем станет. Выдающимся человеком!
Он бы и стал. Если б не Америка.
Среди тех, кто приходил к ним в гости, был один… Мама то кричала на него, то хохотала, хотя он ничего смешного не говорил, то уходила вместе с ним на лестницу, когда тот шёл курить, и тогда от мамы весь вечер пахло табаком, противно и очень долго.
Гошка не сразу заметил: гости теперь собираются чаще, но их куда меньше. И от Гошки больше никто не требовал читать «про зайцев», чаще наоборот – его выгоняли из кухни, разговаривали без него вполголоса. Он подслушивал, конечно, и не понимал, зачем эти секреты. Обсуждали ведь то же самое, о чём теперь говорят по телевизору. Про то, что так дальше жить нельзя, по крайней мере здесь – точно нельзя, а где-то ещё – может, и можно. Про то, кто лучше, Горбачёв или Ельцин. Про свободу и колбасу, про книги, за которые раньше «могли посадить», про Сталина, репрессии и доносы… Но тут хоть понятно, чего Гошку за дверь гонят: «Что ты матом при ребёнке!» Можно подумать, он мат в школе никогда не слышал. Лучше бы они не пили при нём, вот что.
Когда гости уходили, Гошка пытался спрашивать. Почему у нас есть очереди и талоны, а у них нету, и если там тоже будут – мама