Апдейт консерватизма. Леонид ИонинЧитать онлайн книгу.
превратилось в модную идеологию. Глаз эгалитаристов на различия, которые необходимо уничтожить, обострен до чрезвычайности. Запрещено называть инвалидов disabled, то есть буквально «лишенные способностей», их надо называть «имеющие другие способности». Тот, кто называет инвалидов инвалидами, нарушает политкорректность, впадая в эйблизм (ableism). А тот, кто считает женскую красоту достоинством и благом и смотрит на женщину как на женщину, впадает в лукизм (lookism) или, по-русски, смотризм. Специальную статью посвятила языку политкорректности известная писательница Татьяна Толстая. «К греху „смотризма“, – пишет она, – тесно примыкает и грех „возрастизма“ (ageism)… Sizeism („размеризм“, что ли?) – предпочтение хорошей фигуры плохой, или, проще, худых толстым. Он же fatism („жиризм“), weightism („весизм“). Страшный грех» [18]. Все это запрещенные способы восприятия и поведения, в частности, вербального[19].
Истолкование неравных как равных – цветных и белых, детей и взрослых, мужчин и женщин, бедных и богатых, маленьких и больших, глупых и умных, наконец, даже людей и животных – стало сегодня самоценностью. Неважно, каков человек, – мы не имеем права показать, что воспринимаем его в его особости и уникальности. Он для нас должен быть человеком вообще, абстрактным человеческим существом – голова, две руки, две ноги. Как в детской считалке: «Палка, палка, огуречик – вот и вышел человечек». Истинные его особенности и характеристики относительны, правовой и политический статус абсолютен. Вообще, дух политкорректности выразим в простой формуле: истина относительна. Политкорректность не предполагает стремления к истине. Истина ее просто не интересует. Ее задача – обеспечение толерантности, или терпимости даже в отношении того, что заведомо неистинно. Популярный в России и приписываемый Вольтеру афоризм гласит: «Я считаю, что ваши взгляды неверны, но я готов отдать жизнь за ваше право их высказать!» Это и есть принцип терпимости при полном равнодушии к истине. Упоминавшийся выше Н. Больц справедливо заявляет, что в идеологии политической корректности западная цивилизация порывает с понятием истины, которое лежало в самом ее фундаменте. Подробнее об этом ниже – в разделе о науке как жертве политкорректности.
Итак, согласно требованиям политкорректности, каждый достоин признания и уважения. Речь идет не просто о равенстве перед законом (это вполне традиционная форма равенства), а об обязательности признания и уважения. Это требование на первый взгляд разумно, на самом же деле оно не только не осуществимо на практике, но и противоречит здравому рассудку и элементарной логике. Как можно обнаружить и окружить любовью и уважением добро, если не выделить и, соответственно, не подвергнуть остракизму зло! Вообще, в нашей повседневной жизни мы постоянно сталкиваемся с неравенствами. Именно неравенства есть и бросаются в глаза, а равенство является чистой абстракцией. Даже если мы решимся констатировать его существование, оно так вплетается в различные
В связи со «смотризмом» (lookism), как запретным с точки зрения политкорректности желанием мужчины смотреть на женщину как на женщину, уместно вспомнить сцену из гремевшей в 1920-е годы и быстро запрещенной пьесы Николая Эрдмана «Самоубийца». Она позволяет судить о некоторых общих идейных корнях идейного климата в раннем СССР и современной западной политкорректности.
«В комнату входит Егорушка. Осматривается. Никого нет. Из соседней комнаты слышатся бульканье воды и пофыркиванье Марии Лукьяновны. Егорушка на цыпочках подкрадывается к двери и заглядывает в замочную скважину. В это время Серафима Ильинична вылезает из-под кровати.
Но, разумеется, современная политкорректность продвинулась гораздо далее. Ранний феминизм Клары Цеткин и других, породивший марксистский «смотризм» 1920-х годов, уступил место также марксистскому по своим истокам феминизму Симоны де Бовуар и ее многочисленных последовательниц, которые научились дифференцировать гораздо тоньше, чем эрдмановский Егорушка. Так, помимо содержательной смены оптики «смотрения» (по-марксистски – не по-марксистски) важен и параметр объема и длительности смотрения. Так, в «Словаре феминизма» (
В том же словаре (частично опубликован в газете «Газета» 07.03.2003, http://www.compromat.ru/page_12857.htm) имеются такие интересные политкорректные понятия, как, например,
В романе «Приглашение на казнь», написанном в середине 1930-х годов, когда современный феминизм еще не родился, Владимир Набоков гениально предвосхитил понятие умозрительного изнасилования, так сформулировав один из пунктов «Правил для заключенных», вывешенных в тюремной камере: «Желательно, чтобы заключенный не видел вовсе, а в противном случае тотчас сам пресекал, ночные сны, могущие быть по содержимому своему не совместимыми с положением и званием узника, каковы: роскошные пейзажи, прогулки со знакомыми, семейные обеды, а также половое общение с особами, в виде реальном и состоянии бодрствования не подпускающими данного лица, которое посему будет рассматриваться законом как насильник». Предположить, что это может стать реальным основанием судебного преследования, он, наверное, все же не смог бы.