Мифы о восстании декабристов: Правда о 14 декабря 1825 года. Владимир Андреевич БрюхановЧитать онлайн книгу.
единственно повиновения своей воле, а не содействия».
Варшавская речь озадачила даже наиболее деятельных из соратников Александра: А. П. Ермолов, А. А. Закревский, П. Д. Киселев, И. Ф. Паскевич, Ф. В. Растопчин единодушно высказывались против.
Характерен отзыв Сперанского, пребывавшего тогда в Пензе. Лишенный прежнего щедрого государственного содержания и не уверенный в своем служебном будущем, он по-иному теперь расценивал помещичьи заботы. В письме к А. А. Столыпину он писал: «Вам без сомнения известны все припадки страха и уныния, коими поражены умы московских жителей варшавской речью. Припадки сии увеличены расстоянием, проникли и сюда. И хотя теперь все еще здесь спокойно, но за спокойствие сие долго ручаться невозможно… Можно ли предполагать, чтоб чувство, столь заботливое и беспокойное, сохранилось в тайне в одном кругу помещиков? Как же скоро оно примечено будет в селениях (событие весьма близкое), тогда родится или, лучше сказать, утвердится (ибо оно уже существует) общее в черном народе мнение, что правительство не только хочет даровать свободу, но что оно ее уже и даровало, и что одни только помещики не допускают или таят ее провозглашение. Что за сим следует, вообразить ужасно, но всякому понятно… Вы довольно меня знаете и поверите, что говорю не из трусости, хотя, правду сказать, отваживаю не менее других, отваживая Ханеневку, т. е. 30 тыс. руб. доходу, все, что имею и иметь могу».
Именно в ответ на Варшавскую речь и было объявлено создание «Союза благоденствия» – провозглашенные цели его, сформулированные достаточно уклончиво, особого значения не имели: всякому было ясно, для чего он создан и против кого направлен – число его членов в короткий срок превысило две сотни человек.
Реакция дворянства была вполне однозначной, и страхи, вновь охватившие царя, имели теперь вполне весомые оправдания.
Характерно и его поведение в тех нечастых ситуациях, когда ему теперь случалось столкнуться с явным протестом.
Возмущенный проведением реформы в Прибалтике, лифляндец Т. Э. Бок, друг поэта В. А. Жуковского, подал царю в 1818 году конституционный проект, сопроводив его довольно резким посланием: «Мы требуем созвания общего сейма всего русского дворянства, как неделимого целого, для принятия мер, которые положили бы предел беспорядочному управлению и которые избавили бы 40000000 людей от опасности испытывать всевозможные бедствия, как только у одного человека не хватает добродетели или мудрости», – как видим, по смыслу очень похоже на письма самого Александра 1796–1797 годов.
Но то, что позволено Юпитеру – не позволено Боку. И последний не отделался так легко, как А. Н. Муравьев: царь распорядился засадить Бока в Шлиссельбург, откуда через десять лет его извлек Николай I – Бок был уже в состоянии полного помешательства.
С доносчиками в России никогда не было проблем, и сведения о заговоре ручьем потекли к царю. Ответное эхо отчетливо доходило и до заговорщиков.
Якушкин писал: «император