Где-то гремит война. Виктор АстафьевЧитать онлайн книгу.
Есть у бабушки икона, на которой изображен какой-то святой, – ровно с этого срисован. Бледное узенькое личико, острый нос, тоненькие бескровные губы с горестными складками в углах рта и голубенькие глазки. Только на иконе глаза большие, невинные, а у этого маленькие, глубоко провалившиеся и какие-то подозрительные.
– Кто такой?
– Мальчонка. Не видишь, что ли? – буркнул дядя Роман, отвязывая лодку от плота: – Сирота он. Поплывет вместе с нами до Усть-Мары, а там уж к бабушке с дедушкой уйдет в Увалы.
– Нахлебник, значит, – заключил Исусик, но дядя Роман так глянул на него, что тот осекся и забормотал: – Мне-то что, мое дело маленькое, раз начальство велит… А если сопрет чо, тогда как?
– Развякался! – пробубнил один из братанов, бодуче глянув на Исусика. Левого глаза у этого богатыря не было. Целый глаз смотрел на всех прямо и спокойно. – Покажи малому хозяйство. Он тебя подменит, зря хлеб уж точно есть не станет.
Илька уважительно посмотрел вслед одноглазому и сделал заключение, что этот сплавщик – человек очень серьезный. Другой братан тоже шагнул в лодку. Дядя Роман толкнулся багром, и, пощелкивая о каменистое дно носками камбарцев, сплавщики погнали лодку на другую сторону реки. Исусик раздраженно ворчал что-то непонятное себе под нос.
– Чо стоишь? Луку нарви, дров принеси. Чо, думаешь на дармовщинке кататься? В артели нашей лодырям нет климату – Трифон Летяга сырым съест…
Илька положил мешочек на камни и, не дослушав Исусика, пошел по берегу искать полевой лук. «У меня еще свой хлеб есть, – обиженно думал он, – да я и голодом продюжу, только бы не прогнали, только бы до Усть-Мары уплавили».
Сплавщики обедали, а Илька сидел в стороне.
– Чего куксишься-то? – крикнул Исусик. – Ступай кашу хлебать.
– Не трожь парня, – вскинул на него глаза Трифон, – обидел словом, так не лезь теперь.
– Экая цаца! – сердито пробурчал Исусик, вытирая подолом рубахи запотевший нос. – Кабы я его хоть пальцем тронул? Слово бы какое сказал.
– Иное слово больней оплеухи, – заявил Трифон. – А сирота, он особенно к слову чувствительный, по себе знаю.
Илька ничего этого не слышал. Он макал горбушку в воду. Стараясь не глядеть на мелькающие ложки сплавщиков, медленно жевал хлеб. Потом лег на живот и запил водой. «Пусть брюхо полнее будет – дольше продюжу».
Сплавщики пообедали. Илька собрал ложки в котел и отправился мыть посуду. Жидкая каша, заправленная поджаренным луком, пригорела. Илька отскребал ножом пригоревшую кашу и глотал слюнки. Лучше бы, конечно, съесть эти горелые корочки. Они тоже вкусные, но он не станет этого делать. Как-нибудь обойдется своими харчами, перебьется как-нибудь.
Появились пескари и гальяны – маленькие рыбки. Сначала несколько штук, а потом целый табун. Они похватывали горелые корочки и жадно теребили их. Ну и подлая рыбешка! Илька схватил камень и трахнул в суетящийся табун. Одного пескаря задело, и он, переворачиваясь со спины на брюхо, с брюха на спину, поплыл вниз.
– Не