Щит и вера. Галина ПономарёваЧитать онлайн книгу.
погреб и конюшня. Часть территории отвели под сад. Афанасий Тихонович поднялся на высокое крыльцо и позвонил в небольшой колокольчик, извещавший домашних о пришедших гостях или возвращении хозяина. Дверь открыла Евдокия.
– Как вы задержались ноне, Афанасий Тихонович! Мы уж и волноватися за вас стали. Однако вечерять ещё не саживались, вас дожидаючи, – не спеша и плавно говорила, словно пела, супруга, открывая дверь Афанасию, – ужо до последнего солнечного лучика беседы застольные ведём. Сейчас скажу, чтобы накрывали. – В руке она держала большую свечу в серебряном подсвечнике, каждое движение её тела сопровождал приятный шелест парчового сарафана и раздувающейся при ходьбе подбитой соболем епанчи. Афанасий Тихонович спросил о домашних, о доме, не приключилось ли чего в его отсутствие. Услышав о семейном покое, он прошёл в опочивальню, чтобы переодеться к вечерней трапезе.
Семейство уже расселось в большой горнице за столом, над которым гордо возвышался пузатый, до блеска начищенный самовар. Вся небольшая семья Зыковых была в сборе.
– Что, Афанасий, приняла Дума царский Указ о чистоте веры русской? – спросил дьяка отец, Тихон Савельевич, который тоже свой век служил в дьяках у государя.
– Да, тятя, через три дни велено подать на подпись государю Указ. Царём назначен срок проведения Церковного Собора для окончательного решения судьбы непокорных Никону.
– Не по-христиански это, не по-православному. Значит, наши книги духовные в огонь, а чужеземные греческие в душу? – с возмущением и гневом бросил упрёк старик.
– Что же поделаешь, тятя! Ни один боярин не решился слова вставить супротив воли царской. Хоть и Тишайший у нас государь, но гневить его нельзя, можно и жизни лишиться. Все головы опустили и промолчали. Конец вере русской!
Между тем трапеза после молитвы, прочитанной старшим в семействе, шла своим чередом. Быстро подносились пироги и кулебяка с рыбой, ватрушки с брусникой и творогом, крынки с варенцами, киселями и другими напитками, благо день был не скоромный. Откушав, семейство разошлось по своим опочивальням. День начинался рано с восходом солнца и завершался тоже с последним его лучом.
Афанасий, мужчина вовсе не старый, от роду ему минуло сорок лет, строен телом, высок, волос чёрен, и седина не проглядывала ещё на висках, являл собой типичный облик жителя Москвы, предки которого уже два века жили в этом городе и несли государеву службу. На бедность они никогда не жаловались, так как положенное государем жалованье обеспечивало семье сытную и покойную жизнь. Супруга Афанасия Евдокия, просватанная ему ещё в пору её юности, в семнадцать годков, превратилась за пятнадцать лет замужества в голубоглазую жёнку, чем гордился Афанасий Тихонович. Он не жалел подарков, тканей парчовых и шелков для нарядов своей жене. Каждый раз, просыпаясь на супружеском ложе, он ощущал несказанную радость и безмерное счастье оттого, что Бог дал ему в жёны Евдокию. Покой, взаимное уважение, порядок царили в доме.