Вера, Надежда, Виктория. Иосиф ГольманЧитать онлайн книгу.
бы, давно и навсегда потерянные деньги.
А Береславский сделал еще один вывод.
Великое дело – психология.
Вот, например, отдали людям половину долга. Если бы отдали и извинились за то, что только половину, – люди почувствовали бы себя обманутыми. Лохами. А кому приятно чувствовать себя лохом?
А если отдали и поздравили с редкой удачей – через полтора года, да немалую сумму, – то все оставались довольны. Потому что перед тобой был уже не лох, а везунчик.
Короче, стакан либо наполовину полон, либо наполовину пуст. И это зависит не только от того, кто пьет, но и от того, кто наливает.
…Все эти по утреннему времени странные мысли прокручивались в мозгу Ефима Аркадьевича, пока он честно исполнял положенные утренние процедуры: умывание, бритье, чистка зубов.
Исполнял-то честно, но себя не обманешь: не любил всего этого профессор. И если б не правила общежития, забил бы на все это давным-давно. Однако правила никуда не исчезали, в результате чего стандартное утреннее плохое настроение профессора только усугублялось.
В конце всего этого планового безобразия он взгромоздился на напольные весы. Стрелка предательски не остановилась на приемлемых девяноста и прилично продвинулась вправо.
– Вот же сволочь! – оценил поведение стрелки Береславский.
Свое вчерашнее поведение он предусмотрительно оценивать не стал: салат оливье, классика жанра, профессор любил еще с советских времен, а в кастрюльке все равно оставалось не больше половины, не оставлять же.
Плюс сладкий чаек с правильным бутербродом: на подогретый кусок белого хлеба укладывалась здоровенная куриная отбивная. Причем второй такой бутерброд почему-то всегда был вкуснее первого.
В итоге, сравнив полученное удовольствие с достигнутым результатом, Ефим принял показание весов как должное. Тем более что масса профессорского тела волновала не его, а Наталью: та опасалась, что лишний вес может привести любимого к гипертонии или диабету. Профессор же вообще мало чего опасался, если потенциально опасный процесс мог доставить ему хоть какое-то удовольствие.
В коридоре хлопнула дверь – Наташка привела с прогулки собачку.
Звали пса Малыш, и он возник в их жизни прошлой зимой.
Ефим Аркадьевич тогда пришел домой не вовремя, сразу после лекции, пообедать и, если честно, часок вздремнуть. Он открыл дверь своим ключом, и ему на грудь, прорезав полутьму коридора, метнулось что-то серое и огромное. Белыми были только зубы, клацнувшие перед самым носом Береславского.
Будь Ефим Аркадьевич типичным академическим профессором, то в следующий заход мог бы остаться без носа. Но он был нетипичным профессором, с огромным опытом отнюдь не академической жизни. Поэтому, крепко пнув бешеную псину ботинком, он мгновенно сорвал с шеи дорогой мохеровый шарф, намотал его на руку и к следующей атаке волкодава был уже вооружен.
Малыш – а зверь впоследствии стал именоваться именно так, – не осознав, с кем имеет