Точка слома. Денис Александрович ПоповЧитать онлайн книгу.
вскрикнула тетя Лена. Она подняла книгу, положив на стол, и с растерянным взглядом сказала: «Сереженька… миленький… родной… сколько лет… как же ты… как же ты так… Господи, да как же долго то…»
–Долго тетя Лена – пробормотал Летов – долго. К вам можно?
-Само собой, Сереженька! Конечно можно! Ой, сейчас, стульчик тебе поставлю.
Тетя Лена сначала мешкалась на месте, не зная, что делать, а потом, наконец, выдвинула из-за стола большой стул, на котором еще Леха сидел, и поставила его напротив кровати, упав на нее.
«Садись, родной» – сказала тетя Лена, указывая на стул.
Летов поставил у двери обшарпанный чемодан, снял пальто с кепкой, повесил на вешалку и, наконец, упал не на нары или сиденье поезда, а на знакомый стул. Казалось, что крюки вешалки закричали от радости: наконец использовали не один из них, а сразу два, да еще и незнакомое пальто повесили!
Тетя Лена была уже пожилая, поэтому называть ее надо бы было уже бабушка Лена, но Летову была привычнее приставка «Тетя». Ее седые волосы были аккуратно собраны на затылке, лицо стало сильно опухшим, а щеки изрезаны тонкими линиями сосудов. Большие старческие складки на лице совсем не сочетались с прекрасными голубыми глазами, по которым совсем не скажешь, что ей далеко за 70. Тетя Лена всегда была худая, но теперь, кажется, стала еще более худой, словно ссохлась. Эту худобу скрывал лишь пышный сарафан белого цвета, надетый поверх темно-синей рубашечки.
«Ну рассказывай, что да как. Я вот, как видишь, одна живу, уже давно. Одиноко как-то, ну да я читаю, вот так только от скуки и спасаюсь» – добро сказала тетя Лена, скрывая под словом «скука» слово «боль».
-Ну, а я… – начал Летов. – Я, сами знаете. Натворил плохого, вот и отплачивал по заслугам.
-Как же так? До войны сам преступления пресекал, и сам в лагеря сажал, а тут сам же «подвиги» своих врагов повторил.
-А вот война как-то перевернула все. Изменила она меня, переродила. Изменила до боли. Сам стал преступником, не знаю по чьей воле. Не осознавал я того, что делаю.
-Неужто так обозлился, что от ненависти аж рассудок помутнел?
-Видимо, да.
-Это ты из-за Лешеньки?
Лешенька… Летова как в мозг ударили чем-то тяжелым: его тряхнуло, стул, не готовый к такой резкой взбучке, заскрипел, но выдержал. Летов вспомнил крик Лехи, вспомнил, как он корчился в предсмертной агонии, задыхаясь и захлебываясь кровью. Вспомнил, как тащил его на себе, а на него лилась кровь из пробитой артерии.
Тетя Лена закрыла неровной от выпирающих сосудов ладошкой рот – поняла, что сказала не то, но было уже поздно. Летов же сильно сжал зубы: из глаз начинали капать триклятые слезы, как бы он не пытался их сдержать. В лагере всегда ржали от того, что он плачет, а тут вроде и можно поплакать, а не можешь – привычка сдерживаться не может пройти легко и быстро.
«Ты поплачь, Сереженька, поплачь. Я сама плакала долго» – пробормотала тетя Лена.
Летов же мотнул головой,