Государство. Энтони де ЯсаиЧитать онлайн книгу.
Историк, который не следует ему и который сделал больше остальных для того, чтобы рассеять мифы, распространяемые о Французской революции, напоминает нам: «ни капитализму, ни буржуазии для появления и доминирования в истории европейских держав XIX в. не были нужны никакие революции», сухо замечая, что «ничто так не было похоже на французское общество при Людовике XVI, как французское общество при Луи Филиппе»[53]. Начавшись в 1789 г. с приверженности принципу священности собственности, чуть более чем за четыре года эта революция достигла той точки, где права собственности были поставлены в зависимость от активной поддержки государства Террора (Законы вентоза). По иронии, именно Термидор – контрреволюция – призвал государство к порядку, спас неприкосновенность собственности и защитил интересы буржуазии, которые якобы и являлись raison d’être[54] революции. Избавившись от жирондистов, революция поставила государственные задачи выше гарантий сохранения собственности и, вопреки обычным оправданиям, продолжала эскалацию своего радикализма в течение долгого времени после того, как ход войны повернулся в ее пользу. Маркс, который (особенно в «Святом семействе», 1845 г.) прекрасно разглядел, что якобинское государство стало «самоцелью»[55], что оно служило только себе, а не буржуазии, считал это извращением, искажением, отклонением от нормы. Он диагностировал эту проблему как отчуждение, отстранение якобинского государства от своей буржуазной классовой основы[56] и никоим образом не предполагал, что удаляться от своей «классовой основы» для государства совсем не является отклонением, если оно вообще когда-либо было к этой основе привязано.
Исторические факты других революций служат марксистской теории не лучше. Энгельс однажды проворчал, что у французов была политическая, а у англичан – экономическая революция (забавный вывод для марксиста), а в другой ситуации – что у англичан, помимо их буржуазии, есть буржуазная аристократия и буржуазный рабочий класс. Уже указывалось на то, что мнение о том, что «большие», «настоящие» революции были вызваны классовыми интересами, плохо согласуется с революциями 1776 г.(США), 1789 г.(Франция), 1830 г.(Нидерланды), 1917 г.(Россия), но хуже всего – с английскими революциями 1640–1649 гг. и 1688 г. – Пуританской и Славной[57]. Капитализму не понадобилась революция и для того, чтобы завоевать своеобразное господство в итальянских городах-государствах. Более того, крестьянско-купеческий капитализм в России с XVII по XIX в. развивался настолько успешно, что сумел колонизировать черноземный регион и Сибирь без ощутимых помех со стороны Москвы, которая была центром определенно докапиталистического государства[58]. (Вполне возможно, впрочем, что эти феномены «фронтира» следует считать исключениями, т. е. что капитализм в состоянии колонизировать и обустроить фронтир без помощи и без помех со стороны государства.)
С революцией или
François Furet,
Смысл, разумное основание (
Маркс К., Энгельс Ф. Собр. соч. 2-е изд. Т. 2. С. 137. –
Это удобный диагноз, который предзнаменует другой, сделанный впоследствии вывод о том, что все действия советского государства связаны с четвертьвековым «культом личности».
J. H. Hexter,
Помимо сельскохозяйственной колонизации юга, российские крестьяне в качестве хозяев играли роль первопроходцев промышленного капитализма. Интересно, что начиная с последней трети XVIII в. многие крепостные крестьяне становились успешными предпринимателями, оставаясь при этом крепостными. Ср.: Richard Pipes,