Запруда из песка. Александр ГромовЧитать онлайн книгу.
отсутствия карьерных перспектив. Дельный человек тоже может пострадать, иногда ни за что, но постыдится называть себя узником совести и никому этого не позволит…
В общем, медитации не получилось. Вагон бежал быстро и строго по расписанию доставил меня в Шаблино – один из столичных «спальных» районов, где помещалась наша с Настасьей двухкомнатная квартирка. Хороший район, и вид из окна на Тверцу. Почему-то она всегда радовала меня больше Волги. Может, потому, что Волга в столице еще не великая водная артерия нашего отсека, а так, не шибко полноводный намек на нее?
Жена была на вахте – из динамиков компьютера доносилось песнопение, на объемном экране тоже что-то происходило, я не стал смотреть. На коленях у Настасьи помещалась распечатка – наверное, той самой песни, что она слушала, а в руке имелся красный маркер. Отбивая ножкой такт, она сверяла прослушиваемый текст песни с напечатанным на бумаге. Гм, не хотел бы я служить цензором. Скучно. В моих делах тоже хватало рутины, но ее хотя бы стоило терпеть.
При моем появлении жена кивнула мне и приложила палец к губам – погоди, мол, не мешай. Я и не собирался. Иногда приятно, когда тебя встречают и тебе рады, однако вахта есть вахта. Святое. Это потом, когда отцепишь от лацкана значок, становишься просто человеком, и козырять тебе никто не обязан.
Снимая китель, я на всякий случай проверил, не забыл ли я отцепить значок. Не забыл.
Песня кончилась. Насколько я понял, в ней было что-то о порхающих мотыльках и свободе вольного полета – короче, ширпотреб с претензией. Музычка, впрочем, приятная.
– Привет! – Настасья подошла, переваливаясь, чмокнула меня в щеку. – Что скажешь?
– О песенке или вообще?
– Сначала о песенке.
Я скривил кислую рожу.
– Объявят крамолой, а тебе – взыскание, если пропустишь. Но я бы пободался.
– Вот и я думаю, что крамола, – созналась жена. – Значит, запретить?
Меня всегда бесили люди, ищущие у других не информации, а готовых решений. Как будто другие обязаны им подсказывать! Если бы не положение Настасьи, вклеил бы я ей словесно по первое число – неделю бы дулась. Но я посмотрел на ее живот и сказал убежденно:
– Наоборот. Нет никакой крамолы. Какая же это крамола – мечтать о свободе? Ткни пальцем улитку – она спрячется в свою завитушку, но хорошо ли ей там? Сжаться ей необходимо, а мечтать распрямиться – позволительно. Как и нам. Я бы сказал, что это даже необходимо.
– Значит, разрешить? – спросила жена с сомнением.
– Разрешишь – огребешь взыскание, – предупредил я. – Твои дуроломы всего боятся. Дребедень ни о чем они пропустят легко, а текст с мыслью, отличающейся от официальной, но не противоречащей ей, – ни за что. Рогом упрутся. Баллон на тебя покатят. Хотя дребедень как раз опаснее. Может, из-за таких вот перестраховщиков чужие и угостили нас давеча астероидом. Окостеневшая система – будущий труп, она не нужна ни нам, ни чужим.
– А мне что делать?
– А