Лягушки. Владимир ОрловЧитать онлайн книгу.
башни.
Ковригин набрал номер Дувакина.
– Жиры набираешь на солнце? – спросил Дувакин.
– Это ты, наверное, шашлыками объедаешься сейчас у Соцского! Я-то в Москве.
– Это я в Москве, – сказал Дувакин. – Никуда не поехал. А ты на даче в весёлой компании.
– Сбежал, – сказал Ковригин.
– С чего бы?
– Долгий разговор. А я голодный.
– И я голодный.
– Ну, и сейчас же поспешай в «Рюмочную». Знаешь, где «Рюмочная»?
Дувакину ли не знать, где на Никитской «Рюмочная»? Он и учился в ГИТИСе, и почитывал там лекции.
Ковригин добрался до «Рюмочной» первым. Взял рыбную солянку, свинину отбивную с жареной цветной капустой и кружку холодного «Невского». Дувакин, известный неторопыга, и впрямь, видимо, сидел в своем московском одиночестве оголодавший, явился за столик к Ковригину минут через пятнадцать с тарелкой тушеных бобов и рубленым бифштексом под яйцом – напоминанием об учрежденческих и заводских столовых шестидесятых годов, ретро-блюда имели в «Рюмочной» успех.
– К этому ко всему, – сказал Ковригин, – полагается запотевшая бутыль «Ржаной» и селёдка с отварным картофелем и колечками лука.
Слова его резких возражений Петра Дмитриевича Дувакина не вызвали. И «Ржаная» была доставлена из холодильного шкафа буфетчицей Полиной.
– Игоря сегодня нет? – спросил Дувакин.
– И Игоря Андреевича нет, и Антонины Викторовны нет, – сказала Полина, – хозяева отдыхают.
И в «Рюмочной» была Антонина. Дувакин вздохнул. Будто бы и не рад был своему вопросу…
Наконец, организмы приятелей позволили допустить антракты в усердиях глухоты и немоты.
– Ты слышал о городе Среднем Синежтуре? – спросил Ковригин.
– Слышал кое-что, – кивнул Дувакин, вытирая салфеткой губы.
– Ну, так вот, – начал Ковригин и рассказал Дувакину о депеше из РАО и своём звонке в театр имени Верещагина. Лоренца Козимовна Шинэль Ковригиным, естественно, не была упомянута. Да и с чего бы упоминать её?
Дувакин поначалу сидел отрешённо-сытый, но потом заулыбался, а при пересказе Ковригиным телефонной беседы с патриотом театра и спектакля «Маринкина башня» Вылегжаниным и вовсе принялся похихикивать.
– Чему ты радуешься? – обиделся Ковригин. – Какие тут могут быть поводы для смеха?
– Ты пьесу-то свою хоть помнишь? – спросил Дувакин.
– В том-то и дело, что почти и не помню! – воскликнул Ковригин. – И называться-то «Маринкиной башней» она не должна была бы. А как называлась, убей Бог, не помню. Два раза перерывал бумаги студенческих лет, а на пьесу не наткнулся. Скорее всего, я отдал тогда приставале Блинову, чтобы отвязался, её единственный машинописный экземпляр. Одна надежда – рукопись отыщу. Или сама найдётся. Но то, что в ней не было никакого польского мяса и медь не сверкала, ручаюсь. А пели и плясали – это не у меня, а у Глинки и у Мусоргского.
– Про медь-то сверкающую, – рассмеялся Дувакин, – ты услышал от пожарника! От пожарника! Если только