Уединенное. Василий РозановЧитать онлайн книгу.
я люблю его, и непрерывно люблю, этого мудрейшего священника наших дней, – со словом твердым, железным, с мыслью прямой и ясной. Вот бы кому писать «катехизис».
И сколько веков ему бытия, – он весь «наш», «русский поп».
И вместе он из пророческого рода, весь апокалипсичен. Вполне удивительное явление.
Хочу, чтобы после моей смерти его письма ко мне (которые храню до единого) были напечатаны. Тогда увидят, какой это был правоты и чести человек. Я благодарю Бога, что он послал мне дружбу с ним.
(за нумизматикой; А.П. Устьинский).
Сажусь до редакции. Был в хорошем настроении.
– Сколько?
– Тридцать пять копеек.
– Ну, будет тридцать.
Сел и, тронув за спину, говорю:
– Как же это можно? Какой ты капитал запросил?
Везет и все смеется, покачивая головой. Мальчишка, – однако лет восемнадцати. Оглядывается, лицо все в улыбке:
– Как же, барин, вы говорите, что я запросил «капитал»? Какой же это «капитал»… тридцать пять копеек?!
Мотает головой и все не может опомниться.
– Ты еще молод, а я потрудился. Тридцать пять копеек – большой капитал, если самому заработать. Другой за тридцать пять копеек весь день бьется.
– Оно, положим, так, – сделался он серьезным. И дотронулся до кнута. – «Но!»
Лошаденка бежала.
(на улице).
Нина Руднева (родств.), девочка лет 17, сказала в ответ на мужское, мужественное, крепкое во мне:
– В вас мужского только… брюки…
Она оборвала речь…
Т. е. кроме одежды — неужели все женское? Но я никогда не нравился женщинам (кроме «друга») – и это дает объяснение антипатии ко мне женщин, которою я всегда (с гимназических пор) столько мучился.
Живи каждый день так, как бы ты жил всю жизнь именно для этого дня.
(в дверях, возвращаясь домой).
Секрет писательства заключается в вечной и невольной музыке в душе. Если ее нет, человек может только «сделать из себя писателя». Но он не писатель…
………………………………………………………………
Что-то течет в душе. Вечно. Постоянно. Что? почему? Кто знает? – меньше всего автор.
(за нумизматикой).
Таких, как эти две строки Некрасова:
Еду ли ночью по улице темной, —
Друг одинокий!.
нет еще во всей русской литературе. Толстой, сказавший о нем, что «он нисколъкоие был поэт», не только обнаружил мало «христианского смирения», но не обнаружил беспристрастия и простого мирового судьи. Стихи, как:
Дом не тележка у дядюшки Якова,
народнее, чем все, что написал Толстой. И вообще у Некрасова есть страниц десять стихов до того народных, как этого не удавалось ни одному из наших поэтов и прозаиков.
Вот эти приблизительно 2/10 его стихотворений суть вечный вклад в нашу литературу и никогда не умрут.
Значение его, конечно, было чрезвычайно