Британские дипломаты и Екатерина II. Диалог и противостояние. Татьяна ЛабутинаЧитать онлайн книгу.
в случае перехода власти от Панина к Орловым, «отъявленных врагов иностранцев», заключить данный трактат вряд ли бы удалось246.
Однако радость Макартни по поводу столь удачно выполненной, на его взгляд, задачи оказалась преждевременной. «Не могу от вас скрыть, что как Его Величество, так и все его министры крайне недовольны тем, что вы решились подписать торговый договор, прежде чем прислать его сюда, и таким образом узнать волю Его Величества относительно условий его, – сообщал в ответном послании герцог Графтон. – Трактат, подписанный королевским министром при иностранном дворе, идет вразрез с инструкциями, данными ему прежней администрацией, без всякого разрешения со стороны настоящей администрации, рассматриваемый в то же время королем, как договор, существенно вредный для торговли, что подтверждается и купцами, ни в каком виде не может быть принят нами и ратифицирован Его Величеством». Послу предложили добавить к 4 статье договора декларацию, в которой речь шла о «расширении российского мореплавания». В декларации, в частности, говорилось, что британские подданные будут иметь возможность участвовать во всех предприятиях и извлекать из них такие же выгоды, как и российские граждане, подданные Ее Императорского Величества, причем упомянутые меры «ни в каком случае не будут клониться к уменьшению или ограничению торговли, которую в настоящую минуту подданные Его Британского Величества ведут с подданными Ее Императорского Величества … Декларация эта будет иметь равную силу, как будто бы она была включена в трактат»247.
Макартни, по его собственным словам, «движимый государственными и частными побуждениями», стараясь достигнуть поставленной цели «с неутомимой энергией и беспримерной настойчивостью», приступил к переговорам с графом Паниным. Каково же было удивление дипломата, когда он столкнулся с возмущением сановника. «Он, кажется, был очень удивлен этим предложением, несколько минут молчал, а затем разразился негодованием в таких выражениях, которые ясно доказывали, насколько были поражены его тщеславие и высокое мнение о себе», – извещал посол Графтона. Принять договор с декларацией Панин отказался. Три дня подряд Макартни приходил к Панину и, всячески «стараясь смягчить его», заговаривал о декларации. Посол обращался за содействием ко многим друзьям сановника, чтобы те оказали на него влияние. Однако все попытки дипломата оказались безуспешными, а все его усилия «тщетными». И тогда Макартни решил обратиться к самой императрице. Он осмелился говорить о своем деле с Екатериной «в маскараде и чуть не упал перед ней на колени, убеждая ее, но непоколебимость ее превзошла даже обычное женщинам упрямство». Посол был вынужден признать свое поражение, так как был убежден в невозможности добиться от императорского двора уступок. Макартни объяснял госсекретарю, чем объяснялась подобная несговорчивость российской стороны. «Двор здешний становится с каждым часом горделивее и в ослеплении от настоящего своего благоденствия относится
Там же. С. 209–211.
Там же. С. 227.