Ибо не ведают, что творят. Юрий Сергеевич АракчеевЧитать онлайн книгу.
с двумя другими «толстыми» журналами получились забавными. Официальную рецензию из журнала «Москва» мне вручили месяца через два, она была положительная, хотя выглядела странно: целые абзацы машинописного текста замазаны черной тушью. Что ж там было написано? Разобрать сквозь тушь было невозможно, а хотелось. Простая мысль пришла мне в голову: я намочил в воде ватку и осторожно смыл тушь… Замазаны были самые лестные для меня высказывания рецензента, его заявление о том, что повесть должна заинтересовать журнал. А замазала их, очевидно, редактор отдела Диана Варткесовна Тевекелян, возвратившая мне рукопись с отказом. Дело в том, что замазаны абзацы были той же тушью, какой написано отрицательное редакторское заключение…
Из другого «толстого» журнала – «Октябрь» – рукопись мне вернули даже и без рецензии, причем с негодованием, сказав, что заместитель главного редактора, прочитав, заболел от расстройства и даже попал в больницу: я, мол, очернил дорогие всем идеалы…
Конечно, сейчас вспоминать это не только грустно, но и смешно. Но тогда было совсем не до смеха. Ведь я уже был автором неопубликованного романа, двух неопубликованных повестей, полутора десятков рассказов, один из которых был все же опубликован, причем в самом престижном журнале страны и получил самые хорошие отзывы, но… Росло ощущение глухой стены. У Мартина Идена – как и у самого Джека Лондона – публикации в журналах как бы пробивали дыры в плотине равнодушия рецензентов. Они работали на плюс. В нашей же стране хорошие публикации, наоборот, настораживали начальство – работали на минус… Мне, например, прямо сказали, что публикация «Подкидыша» в «Новом мире» не положительно, а отрицательно повлияла на мое реноме у руководства Литинститута…
Я все ясней понимал, что вариант Мартина Идена – в том смысле, что, пробив брешь публикацией «Позора солнца», он быстро стал знаменитым, и прочие его вещи пошли одна за другой – этот вариант в нашей стране невозможен. Халтурить, подстраиваться под вкусы властей, сочинять вещи «советские», «проходные» я, естественно, не собирался. Но хорошо понимал, что каждая НАСТОЯЩАЯ вещь будет идти с трудом. И, возможно, чем дальше, тем будет труднее…
Вспоминая обо всем этом теперь, я сам удивляюсь: как выжил? И хорошо понимаю: если бы не природа – с рыбной ловлей, выездами просто так, с любовью к «букашкам», растениям, – если бы не путешествия на велосипеде, и если бы не искренняя любовь и уважение к очаровательным существам противоположного пола, то… Ау, Март Иден, я все чаще думаю: именно «букашек», путешествий и трепетного отношения к девушкам тебе не хватало…
Тягомотина с «прочтением» Инной Борисовой моей повести удручала крайне. Я просто не знал, что делать. Пытаться пробиться к самому Твардовскому мне даже и не приходило в голову – это не принято, да он бы, я думаю, и не принял меня. К тому же Инна ведь постоянно кормила «завтраками». А в других журналах все равно глухо. И рассказы, которые я везде рассылал, возвращались по-прежнему неизменно.
К