Калифорнийский квартет (сборник). Чарльз БуковскиЧитать онлайн книгу.
достану вас всех, подонки! – сказал Вагнер. – Особенно тебя!
Я повернул голову, бросил на него небрежный взгляд и отвернулся. Вагнер еще поглазел на меня и ушел.
Я чувствовал себя неплохо. Мне нравилось, что меня держали за самого плохого. Быть гаденышем здорово. Любой может слыть хорошим, для этого не требуется много выдержки. Вот Диллинджер имел выдержку. Мамаша Баркер была великая женщина, она учила своих парней управляться с автоматами. Я не хотел быть похожим на своего отца. Он только старался походить на выродка. Когда ты на самом деле плох, ты не кривляешься, ты просто такой есть. И мне нравилось быть ублюдком. Попытки быть хорошим делали меня слабым.
Девчонка, что стояла рядом, сказала:
– Ты не должен был выслушивать это от Вагнера. Ты что, его боишься?
Я повернулся и посмотрел на нее. Я неподвижно пялился на нее довольно долго.
– Ты чего? – спросила она.
Я отвел взгляд, сплюнул и пошел прочь. Медленно я прошествовал вдоль всего поля, вышел через задние ворота и двинул домой.
На Вагнере всегда были серые от пота сорочка и брюки. У него уже обозначилось маленькое брюшко. Что-то беспрерывно его тревожило. Единственным его преимуществом перед нами был его возраст. Он постоянно пытался запугать нас, но ему все реже и реже это удавалось. Всегда со мной рядом был кто-то, кто доставал меня, не имея на то никакого права. Вагнер или мой отец. Мой отец и снова Вагнер. Чего они от меня хотели? Почему возникали на моем пути?
22
Однажды, точно так же, как в начальной школе Дэвид, ко мне привязался один парень. Он был маленький, тощий, с жиденькими волосенками на голове. Все пацаны называли его Плешивый. Настоящее его имя звучало так – Эли Ла Кросс. Имя мне нравилось, а вот сам Плешивый – нет. Но он просто прилепился ко мне. Уж очень он был жалкий, и мне не хватало духу сказать ему, чтобы отвалил. Это все равно что отпихнуть дворняжку, вечно голодную и уже много раз битую. Конечно, мне не доставляло удовольствия общаться с ним, но, поскольку я знал, что чувствует дворняга, я позволял Плешивому за мной таскаться. Эли Ла Кросс каждое свое предложение сдабривал крепкими ругательствами, по крайней мере по одному словечку обязательно, но все они были фальшивками. Плешивый не был крутым, просто он был напуган. Меня трудно было напугать, но очень легко смутить. Так что мы были, как говорится, два сапога пара.
Каждый день после занятий мы вместе возвращались домой. Плешивый жил вместе с отцом, матерью и дедушкой в маленьком доме на краю парка. Мне нравилось это место с огромными тенистыми деревьями. Поскольку многие считали меня уродливым, я всегда предпочитал тень открытому солнцу, темноту – свету.
По дороге Плешивый рассказывал мне о своей семье. Его отец был врачом, хорошим хирургом, но у него отобрали лицензию, потому что док спился. Однажды я познакомился с отцом Плешивого. Он сидел на стуле под деревом возле своего дома. Просто сидел и все.
– Пап, – позвал Плешивый, – это Генри.
– Привет, Генри.
Он напомнил мне моего дедушку, когда я впервые увидел