Госпожа трех гаремов. Евгений СуховЧитать онлайн книгу.
поддержал Адашев:
– Нам бы, Иван Васильевич, войско на Казань двигать, пока они нового хана не выбрали.
Завещание
Тихо заскрипела чугунная дверь, и на вошедшего из глубин подземелья дохнуло стойкой сыростью. Новый узник был молод, правильные черты лица обрамляла курчавая бородка. Вошедший подобрал в горсть полы богатого халата и голосом, полным тоски, обратился к сидящим в мрачном помещении людям:
– Где же я?
Печально покачав головой, на эту боль отозвался ветхий старик:
– Ты в зиндане смертников, сынок. Завтра утром нам всем предстоит держать ответ перед Аллахом.
– Боже всемилостивый, – вырвался из груди новичка стон. – За что же?! Вот она, благодарность!
– А кто ты, милейший?
– Еще сегодня утром я был толмачом [33] великого хана.
И опять в сожалении закачалась голова старика:
– Несчастный… Видно, ты невольно прикоснулся к тайнам избранных.
Казанский хан Сафа-Гирей еще дышал. Сююн-Бике, старшая из четырех его жен, склонилась над мужем. Словно почувствовав близость любимой женщины, хан открыл глаза. Они ничего не выражали и были устремлены под самые своды, откуда снисходила воля Всевышнего.
Сююн-Бике ласково провела ладонями по волосам умирающего. Красивое лицо хана сделалось суровее, черты лица проступили резче.
В комнате вдруг потемнело, это тучи заслонили солнце. Через узкое, словно бойница, окно опочивальни хана едва пробивался дневной свет. Постель Сафа-Гирея накрыл мрак, и присутствующие здесь мурзы и эмиры уже с трудом различали его фигуру, вытянувшуюся на ложе.
– Я еще живой! Пусть будет свет! – бросил Сафа-Гирей.
Его голос был неожиданно тверд. Карачи переглянулись. Именно этот голос отправлял на казнь и объявлял войны.
– Солнце зашло за тучи, повелитель, и скоро в твоих покоях опять появится свет, – спокойно произнесла Сююн-Бике.
– Это не солнце, мое сокровище… Это зашли за тучи мои последние дни, которые я живу на этой грешной земле. Ты всегда понимала меня, Сююн-Бике, больше всех моих жен. Я хотел видеть тебя, и ты пришла. – Голос правителя потеплел, и карачи, знавшие хана не первый год, удивились еще раз. Оказывается, Сафа-Гирей может не только посылать на смерть, но и быть нежным и любящим мужем.
Солнце выбралось из-за туч, комнату осветило, и собравшиеся опять увидели поверженного болезнью властелина.
– Я хочу поведать последнюю волю.
Стоявший у изголовья хана Кулшериф, его духовник, наклонился к желтому лицу умирающего. Сафа-Гирей увидел прямо над собой старика с седой ухоженной бородкой. «Вот кто нас всех переживет», – подумалось хану, и легкая улыбка коснулась его губ. Чалма сеида качнулась, словно гнездо большой птицы на ветру. «А ведь он меня вдвое старше. Крепок аксакал… Несправедлив Аллах к своим правоверным, да простит он меня за мои грешные мысли».
– Карачи готовы выслушать последнюю волю своего хана, – смиренно отвечал сеид.
– Выпустить
Толмач – переводчик.