Симфония. Андрей БелыйЧитать онлайн книгу.
сидел убаюканный цыганским мотивом и разговором со сказкой.
Как очарованный, слушал пение.
Пел военный генерального штаба с черными усами и милым, но недалеким лицом: «Под чагующей лаской твоею оживаю я снова опять… Ггезы пгежние снова лелею, вновь хочу любить и отгадать…»
Он пел грудным, страстным голосом и срывал концы слов, как истый цыган.
И хор молодых фрачников и девиц подхватывал: «Поцелуем дай забвенье, муки сердца исцели!!» «Пусть умчится прочь сомненье! Поцелуем оживи!!!»
Фрачники и молодые девицы раскачивали головами вправо и влево, аккомпаниатор плясал на конце табурета, а худая, как палка, дочь хозяина закатывала в пении глаза, ударяя черепаховой лорнеткой ловкого аккомпаниатора.
Молодой демократ, глядя на поющих, думал: «Это не люди, а идеи моего счастья», а дочь старичка кивала ему, как бы говоря: «Мы идеи, но не люди»; а сам лучезарный старичок, бритый и чистый, со звездою на груди, стоял в дверях и умильно улыбался поющей молодежи, шепча еле слышно: «Да, да, конечно…»
Философ нахмурился, туча в окне закрыла луну; он нашел в своих построениях еще ошибку.
Некто из фрачников наклонился к дочери старичка, сказав про философа: «Qui est ce drôle?»[6]
Военный генерального штаба, с черными, тараканьими усами и милым, добрым лицом, пел: «Пусть газсудок твегдит мне суговый, что газлюбишь, изменишь мне ты-и-и! Чаг твоих мне не стгашны оковы: я во власти твоей кгасоты!!»
Он пел грудным, страстным голосом и срывал концы слов, как истый цыган.
Хор подхватывал. Фрачники и молодые девицы раскачивали головами вправо и влево, аккомпаниатор плясал на конце табурета; молодой демократ думал: «Это не люди, а идеи моего счастья». Старичок, бритый и чистый, со звездою на груди, стоял в дверях и умильно улыбался, глядя на поющую молодежь, шепча еле слышно: «Да, да, конечно».
В это время демократ увидел, как вдали прошла сказка с кентавром, направляясь к выходной лестнице.
Она бросила в зал свой странный, блуждающий взгляд, ничего не доказывающий, и грустно улыбнулась коралловыми губами.
Дальше мелькнул огонь ее волос. Дальше понял демократ, что едва ли они увидятся так близко.
И вновь все провалилось с оборванными струнами. А из хаоса кивала скука, вечная как мир, темная как ночь.
Скука глядела из окна, из глаз ужаснувшегося философа.
Казалось, что-то изменилось. Кто-то вошел, кого не было. Кто-то знакомый и невидимый стоял в чересчур ярко освещенной зале.
А военный генерального штаба, ничего не замечая, доканчивал свое пение: «Если б даже за миг тот пгекгасный мне могила была б суждена…»
«Могила», – подумал демократ. Хор подхватывал. Фрачники и девицы раскачивали головами вправо и влево. Аккомпаниатор плясал на конце табурета.
И увидел демократ, что это все ложные идеи, а к нему ласково подошел бритый старичок со звездой на груди. Взял под руку и шептал: «Я иду в уровень с веком, я люблю современную молодежь».
Демократ и философ темней ночи вместе вышли на улицу.
Надвигалась
Кто это, такой смешной?