Африканский дневник. Андрей БелыйЧитать онлайн книгу.
в давний жар непотухнувших умных наук:
– «Ассауйя».
Я вижу движение, слушаю…
…Такой глухой, глухой, глухой, такой немой; побледневший стоит, опадая овальным лицом, беспредметно надменным; медленно-нежным движением голых оливковых рук поднимает железный свой жезлик, поблескивая острием на цветных петухах и на птахах ковра, прикрепленного к стенке; вот кисти повисли как лилии; руки бросаются в звуки; лицо горбоносое, с прорезью маленьких усиков, – точно камея из камня, которую тайно точили, чертя испещрением черточек долгие годы художники; каменной маской лицо пронеслось над мешком; иссяклось выражение, которое потом вспоминал я в Каире, склоняясь над стеклянною крышкою… в булакском музее и видя – сухое лицо той кирпично-коричневой мумии, тело которой за тысячи лет называлось: – Фараоном, Рамзесом Вторым.
Темный хаос уже шевелился под этим худым, беспристрастным, бесстрастным лицом теперь древнего дервиша: тысячелетие лихо летело и плакало в черном безумии звукам отдавшихся глаз; и ярчайший алмаз – прокипел под зрачками, под ликом, холодным, как чистая льдинка с упавшим налетом коричневой пыли земли; африканской земли; – звуком звука откуда-то ухнувших дудок он мучился в бурных безумиях: скрючился, выпрямился; и – взвился, как точно искристый диск, его лик: миротворного гения, в пении тихих молений, таинственных бдений: в забвенье видений.
Казалось, что меня
Какой-то миротворный гений
Из пышно золотого дня
Увлек незримо в царство тени[42]
Скорбящие губы согнулись в кипящие трубы: затейливо змеиной усмешкой; и плечи, и шея, и грудь опрокинулись в желтый мешок; и чернея как змеями, прядями прядавших локонов бритой его головы с непростриженной вовсе верхушкой макушки, с откинутой как-то ногой и с летающим ярким железом железного жезлика в легких летающих складках; – напоминал в своем умном безумии он не уж мумию: фурию!
Дернулось, дрогнуло белое тело араба; отпрянул за рядом ныряющий ряд белых тел, быстро прыснувши прядями брошенных в воздух бурнусов, когда привскочил, угрожая летающим жалом чернеющий перст, из отверстия; и – на циновку просыпалась скользкая кобра: извилистым, льющимся телом обежала она по плетениям желтых, как лапоть циновок.
Кобра
– «Никогда не укусит его», – зашептал нам «Мужество».
– «Власть он имеет над нею: глазами ее зачарует».
– «Имамом та власть отдается; и дервиш владеет змеею при помощи власти имама».
– «Он шейхом религии был посвящен в эту тайну; сначала в мечети помолятся оба; потом шейх религии, тихо коснувшись руки богомольного дервиша, шепчет ему никому неизвестное слово; слово то держит в уме посвящаемый дервиш; оно-то ему придает власть над змеями».
– «С этой поры повелитель он змей, никогда не подвластный змеиным укусам».
– «Они его крепко не любят; и часто кидаются, силясь ужалить; ужалить не могут они».
– «Посмотрите, смотрите».
Мгновение: веющий нежно
Тютчев. (Неточная цитата из стихотворения «Еще шумел весенний день». –