Крестьянин и тинейджер. Андрей ДмитриевЧитать онлайн книгу.
Дурь.
– Поехали, – встрял Стешкин. Прежде чем тронуть с места, обернулся к Гере: – И выкинь ты на хер эту бутылку: гремит, гремит, аж зубы ноют.
Вновь выехав на шоссе, Стешкин повел УАЗ нарочно медленно, руля одной расслабленной рукой, всем своим видом утверждая: если начальник-погоняла, как оказалось, не опаздывает, ему-то и подавно торопиться ни к чему.
Гера вдруг вспомнил слова Стешкина: парню, я понял, спешить некуда.
Впервые с того дня, как было решено спрятать его у этих людей, он спросил себя, насколько некуда ему теперь спешить, как долго предстоит ему жить с этими чужими, невеселыми, не слишком дружелюбными людьми вдали от дома, от Москвы, от Татьяны… Месяц-другой, сказал ему отец, ну, может, три, и это прозвучало так легко, что Гера этой легкостью проникся. Он предвкушал этот месяц-другой как легкий рой неярких, милых впечатлений, и даже расставание с Татьяной предвкушал легко, как новое и острое и оттого особо ценное переживание. Он видел себя легким и свободным, бредущим без дороги по пустым полям и бесконечно говорящим вслух с Татьяной, но слышащим в ответ лишь заунывный голос ветра – и этот одинокий разговор в полях ему заранее нравился… Теперь же, глядя в неподвижный складчатый затылок Панюкова, Гера спрашивал себя со страхом, близким к панике, как долго сможет он терпеть этот затылок.
Ровный строй сосен вдоль шоссе плыл мимо медленно и монотонно. Панюков обернулся к Гере:
– Ты сапоги резиновые взял?
– Обязательно.
– Надень прямо сейчас, мы подъезжаем, – сказал Панюков и пояснил: – Был дождь, а у меня глина.
Гера притянул к себе чемодан, но открывать его не стал, вспомнив:
– Они на дне, придется все вытаскивать. Лучше я так пойду.
– Это как хочешь, – равнодушно сказал Панюков. – Можешь идти в туфельках, но только ты их не отмоешь.
– У меня не туфельки – кроссовки.
– Мне это все равно. – Панюков помолчал и неохотно обратился к Стешкину: – Ты до избы добрось, а то испачкается парень.
– Может, его еще помыть и спинку потереть? – спокойно отозвался Стешкин. – Я только вчера машину мыл. И что мне, после вас – опять мыть?
Отвернувшись к окну, Гера успел увидеть промелькнувший указатель «д. САГАЧИ».
УАЗ встал. Стешкин сказал:
– Все.
Панюков без слов вышел из машины, открыл заднюю дверь и вытащил на асфальт чемодан Геры. Сказал ему:
– Чего ждешь? Выходи, приехали.
Панюков нес чемодан, не замечая его тяжести, шагая быстро и размашисто. Гера шел следом, опасливо и пристально глядя себе под ноги. Дорога вокруг луж кое-где подсохла, но Гера то и дело оскальзывался в глину. Кроссовки, облепившись глиной, скоро стали тяжелы, как камни, и Гера начал отставать. Он шел, неловко балансируя, то осторожно намечая, как переставить ноги, то волоча их, где придется, не видя перед собою ничего, кроме длинных или круглых луж и бурых бугорков, и ноздреватой, словно губка, бурой жижи; шел, головы не поднимая, и потому не смог увидеть вовремя, как Панюков остановился. Уткнувшись в его твердую спину лбом, Гера отпрянул и поднял голову:
– Извините.
– Извини, –