Витязь на распутье. Валерий ЕлмановЧитать онлайн книгу.
на его проникновенный поцелуй.
Целовался он в знак примирения и с Федором, вот только царевич при этом выглядел куда более искренним. Учитывая, что Годунов не очень хорошо умеет притворяться, я предположил, что он и впрямь поверил льстивым речам Василия Ивановича. Моя попытка, предпринятая позднее, уже в его опочивальне, предостеречь царевича, еще раз напомнив ему о противоречащих друг другу публичных клятвах боярина, какую-то роль сыграла, но в качестве противовеса лести не годилась – это я понял по пылким возражениям Годунова в ответ на мои аргументы. Ну и ладно, хоть призадумался, и на том спасибо.
Впрочем, касаемо Ксении он был тверд. Стоило мне на всякий случай заикнуться об обещании, которое я дал Дмитрию не только от себя лично, но и от имени престолоблюстителя, как царевич тут же обрушился на меня с упреками.
Дескать, неужто я всерьез подумал, будто он собирается примучить сестру пойти под венец с этой рухлядью? И не будь моего обещания Дмитрию, он все равно нипочем бы не дал добро на ее замужество с этим сморчком. Опять же, судя по сегодняшнему поведению Василия Ивановича, не очень-то похоже, чтобы он приехал свататься – лишь раз за весь вечер осведомился о здравии Ксении Борисовны и больше о ней ни разу не заговаривал.
Признаться, я и сам усомнился в своем предположении, но на следующий день Шуйский, решив, что комплиментов сделано предостаточно, перешел к более активным разговорам. Стоило Федору поутру вежливо осведомиться, каково ему почивалось, как боярин с грустным вздохом заявил:
– Для чего мягко стлать, когда не с кем спать?
Так-так. Кажется, началось. Но далее вновь последовало затишье. Очевидно, боярин взял паузу, решив посмотреть на реакцию царевича. Или я ошибаюсь и эта фраза была простой присказкой? Но дожидаться, пока Шуйский разродится следующей, было недосуг. Сегодня мне надо побывать на ткацко-прядильной мануфактуре, и у гвардейцев, которым предстоял экзамен по владению пращой, и… Словом, некогда мне.
Впрочем, я ничего не упустил, поскольку к основному Василий Иванович, поступив вопреки пословице и посчитав, что вечер утра мудренее, приступил уже после вечерни и тоже не вдруг.
Вначале Шуйский, сидя за трапезой, завел как бы между прочим разговор о сватовстве вообще. Поглаживая рукой какой-то сверток, принесенный им невесть зачем, он принялся рассказывать смешные случаи, когда неуклюжая глупая сваха что-то там напутала и договорилась совсем не с теми, кого выбрали родители жениха.
А затем боярин, как и несколькими днями ранее митрополит, вопросительно уставился на меня – дескать, не пора ли тебе, князь, нас покинуть, ибо речь пойдет о семейных делах.
Однако тут на мою сторону встал Гермоген, пояснив Шуйскому мой статус, причем расписав его в самых превосходных формах. Дескать, я ныне у царевича не просто набольший советник, но еще и сам по себе человек паки и паки наидостойнейший: несумненный, неблазный[56] и еще какой-то – честно признаться,