Численник. Ольга КучкинаЧитать онлайн книгу.
– вопросами озадаченный,
один прислонялся к власти всеми местами страстно,
второй – местами и не всегда удачно.
Первый был гимнюк, а другой – не то, что помыслили,
один скоро сгорел, а второй – долгожитель,
сирота-художник горючими заряжен искрами,
сынок-умелец удачно вписался в события.
Один любил искусство в себе, а другой – себя в искусстве,
а еще власть в себе и себя во власти,
оба поскользнулись на чистом чувстве —
чистые напасти.
Ловкач использовал клаку-клоаку,
чтобы художника посильнее умыли,
а художник, как пацан, чуть не плакал.
Такие подлые времена были.
11 сентября 2002
Даша
Какие-то старые платья,
на розовом желтые пятна,
флаконы, записочки, клятвы
в коричневых ящичках, кратно
количеству лет, проведенных
под шелковым абажуром, —
слегка прорисовка пилонов
и целая жизнь контражуром.
Какие-то рюмки и рамки,
и тень шелестящей походки,
повсюду пометы, помарки,
как след уходящей подлодки.
Какой-то хозяйственный мусор
за окнами и занавеской,
коробка, и скрепка, и бусы, —
рукою достать только детской.
Там палец уперся в ложбинку,
тут свет по предметам плутает,
а сверху паук в паутинку
картинку навек заплетает.
Тяжелая ткань – нараспашку.
Косую проплешину света
художница в мелких кудряшках
рисует, влюбленная в это.
14 сентября 2002
Доктор Ложкин
Доктор Ложкин по коленке не стучал,
глаз не выдавливал и не кричал,
а, почесывая пальцем одно из двух крыльев носа,
спокойно ждал моего вопроса:
как избавиться от страха смерти.
Доктор Ложкин на вопрос не отвечал,
а, взглядывая искоса, все отмечал
и продолжал высокопарно вещать чудное,
поправляя очки и увлекаясь мною.
Хотите – верьте, хотите – не верьте,
но однажды я проснулась, свободная от чувства смерти,
и мир протянул мне ножки целиком по одежке,
и я подумала: ай да доктор Ложкин!
Он был толстенький и лысоватый,
и речь его была дружественной и витиеватой.
Он говорил: ваш дар не ниже Толстого,
пишите романы, право слово.
Он видел, что пациентка страдает недооценкой,
прижата к пространству сжатым воздухом легких,
словно стенкой,
и любя ее и ее жалея,
он внушал ей как манию ахинею.
Прошло двадцать лет. Я написала роман,
один и другой, и за словом в карман
я больше не лезу, а сосредоточена и весела,
потому что знаю, как талантлива я была.
Доктор Ложкин женился на школьнице-секретарше,
будучи на сорок лет ее старше,
почесывая крылья и шмыгая носом,
он точно владел гипнозом.
Он уходил