Башмаки у двери спальни. Юлия ЛяпинаЧитать онлайн книгу.
и, раздев до то-оненькой рубашки, водрузили на это блюдо, красиво разложив на мне что-то похожее на картошку и петрушку.
Я буквально застыла, крик замерз в горле – кажись, меня занесло к людоедам. И меня собрались запечь с гарниром, как курицу.
Под радостные крики толпы блюдо понесли к строению. Кто-то скажет – а почему ты не вскочила, не закричала, не попыталась сбежать?
А вы сами попробуйте несколько часов пролежать связанной, точно колбаса, нареветься до икоты, испугаться едва ли не до мокрых штанов, а потом попытаться вскочить, закричать – ну, в общем, сделать все, что вам кажется необходимым в такой момент!
В дом меня внесли под звон посуды и лай собак. Невысокие, увешанные бусами девушки лупили ложками в медные миски. Некоторые барышни кидали керамическую посуду под ноги носильщикам и те приплясывали на месте, норовя меня уронить.
Внутри обнаружились оштукатуренные стены и яркие плетеные коврики. Занавеси из бубенцов, стеклянных бус и резных кусочков дерева. Медные узкогорлые кувшины и подвесные лампы – все служило фоном шумной скалящейся зубастой толпе, оглядывающей меня с явным плотоядным интересом!
От ужаса я опять закрыла глаза. Слез уже не осталось. В памяти проносилось все, что я смотрела или читала о племенах африканских людоедов. Мелькали кадры операций и нападений маньяков. Апофеозом стала картинка моего тела, разделанного на манер виденного однажды освежеванного поросенка.
Кажется, ужас накрыл меня окончательно, когда блюдо со мной водрузили на длинный низкий стол, уставленный подносами с едой и кувшинами с напитками. Оглядевшись, я поняла: мне конец! И потеряла сознание.
Глава 4
Балсан
Праздничный день, один из трех важнейших дней в жизни мужчины. Я неохотно проснулся на рассвете и прочел положенные молитвы. Мы с братьями долго готовились к этому дню, но когда час настал, я чувствовал себя беззащитным, словно крестьянин перед закованным в броню десятком воинов. Мое чутье не раз спасало меня на перевалах и в пути, но сегодня я не мог послушать его и сбежать – я дал слово воина и мужчины.
Оглянувшись на братьев, я увидел, что им тоже не по себе. Гампил облачался в нарядную одежду, шепча привычные наговоры, но его лицо по-прежнему было неподвижно. Ни улыбки, ни гримасы недовольства. После возвращения домой мой брат напоминал выгоревшую пустыню, а сегодня в этой пустыне зловеще завывал голодный ветер. Жалко и страшно было смотреть, как брат плотно затягивает пояса и тесемки, чтобы одежда не болталась на его тощем слабом теле. Как ни старалась мать откормить второго сына, у нее ничего не получалось. Поймав мой взгляд, Гампил виновато опустил глаза – он винил себя в том, что не может работать на пастбище, и как целитель теперь ничего не стоит. Я задержал дыхание, чтобы не выдать ему своей жалости, а потом отвернулся, делая вид, что шнурую сапоги.
Дэлэг, напротив, одевался быстро, улыбался, подмигивал своему отражению в начищенной медной пластине, но слишком нервно оправлял одежду, а его длинные ловкие пальцы долго путались