Я не ангел. Елена КолинаЧитать онлайн книгу.

      © Е. Колина, 2020

      © ООО «Издательство АСТ», 2020

      Предисловие автора

      Прошлой осенью на встрече с читателями меня попросили написать современную версию классического романа, и я послушно написала камерную историю по мотивам романа Теккерея «Ярмарка тщеславия», героиня которого, «тщеславная авантюристка» Бекки Шарп стала символом беззастенчивого корыстолюбия и цинизма. Но каковы ее «личностные качества» на современном языке: острый ум, амбициозность, упорство в достижении цели, позитивный взгляд на жизнь, виртуозное владение техниками общения. Звучит, будто резюме выпускницы престижной школы менеджмента. Прибавим к этому женское очарование и твердое решение «я никогда не буду голодать» – да она же героиня нашего времени! А ее подружка, нежная Эмилия (кроткий нрав, доброта, полное неумение ориентироваться в жизни), кто она по современным понятиям, беспомощная дурочка? Обе героини – мои, не Теккерея – делают то, что велит им автор, то есть я, а потом живут и делают, что хотят.

      Фраза «Я не ангел» звучит в книге только раз, и произносит ее не «Бекки Шарп», а самый положительный персонаж, буквально чистый ангел. «Я бы никогда не сделал никому ничего конкретно плохого, но намерения бывают… м-м разные… и мысли». Если даже он не ангел, то что же говорить о других, о нас с вами?

      Мне было интересно в большей степени не то, как действуют, что делают, а о чем думают: со времен Бекки Шарп звучат все те же слова: «завещание», «я хочу обеспечить свое будущее», но теперь персонажи вместе с нами как бы получили право иметь психологические проблемы, кто-то толстый страдает от того, что он другой, у кого-то детская психологическая травма, и даже самого «плохого» кто-то любит.

      И да, конечно, все совпадения случайны. Психологические травмы и комплексы, интриги и мотивы – все придумано, прототипов нет, а если кто-то захочет усмотреть в некоторых ситуациях сходство с реальностью, то пусть имеет в виду: это лишь потому, что люди часто не только действуют, но и думают одинаково, к примеру: «Как он мог!», или: «Мне нужна уверенность в завтрашнем дне», или: «Я так и знал, она просто дрянь». В каждой из нас, даже самой «плохой», есть что-то от нежной Эмилии, и в каждой, даже самой «хорошей», есть частичка Бекки Шарп. Поэтому еще раз – все совпадения случайны.

      Глава первая

      Ярмарка тщеславия, 1989 год

      Беата, Париж стоит мессы

      Я верю, что ничто не проходит бесследно и что каждый малейший шаг наш имеет значение для настоящей и будущей жизни.

      Детство Беаты прошло в интеллигентной семье…

      Девочке было восемнадцать, мама называла ее «глупые сиськи», а в хорошем настроении «пупс». На пупса девочка откликалась иронически – «спасибо за сладостные секунды», имея в виду, что хорошее настроение случается у мамы нечасто. На «глупые сиськи» не обижалась: третий номер лифчика – это объективная реальность, данная в ощущениях; а на пупса обижалась: «пупс» – это субъективное оценочное суждение. Мама могла бы не намекать на то, что она и сама видела в зеркале: крепкая фигурка с детским жирком на талии, рыжие кудри, пухлые щеки, если из всего этого вычесть грудь, – вылитый целлулоидный пупс.

      Когда мама хотела ее обидеть, девочка не обижалась и, напротив, обижалась на, казалось бы, необидные вещи, но все их общение было сплошным несовпадением, даже за столом они всегда сидели друг напротив друга в несовпадающих позах – мама наклонялась вперед, будто идет на нее войной, а девочка сидела бочком, смотрела в сторону, изредка безнадежно повторяя «мам, ну мам…». Безнадежно в смысле без надежды, что мама ее услышит.

      Вот папа ее слышал, пока был ее папой. Папа звал девочку девчонкой-печенкой, не полезной ненавистной печенкой в сметанном соусе, а печонкой, только что испеченной булочкой, свежей, пышной, сладкой. Девочка иногда мысленно произносила его слова «давай-давай, дефчонка-печонка!» в сложных жизненных ситуациях, когда возникала необходимость себя подбодрить, заставить прыгнуть через препятствие (в переносном, конечно, смысле, она же не лошадь).

      На девочке была шляпка. Красная войлочная шляпочка была пришпандорена булавкой к рыжеватым кудрям не просто так, а концептуально: сообщала миру, что хозяйка шляпочки – ого-го, хозяйку отличает независимость и воля к победе, а на тусклую ленинградскую толпу хозяйке наплевать. Мама связала девочке шапку с отворотом, самой девочке хотелось носить мужскую черную шляпу с большими полями, но это было бы слишком эпатажно и богемно. Так что красная шляпочка, будучи компромиссом между богемностью и стеснительностью, в полной мере выражала робость девочки перед столицей.

      Хозяйка шляпочки и чрезвычайно пышной груди была совсем юная,