Русское сердце бьётся за всех. Константин ЗарубинЧитать онлайн книгу.
«Пожалуйста, Андрей, скажите честно. Вы правда считаете, что ваши книги хорошие? Или вы всё же знаете, что они дрянь? И вам просто смотреть интересно, как пипл эту дрянь хавает при должной раскрутке?»
Ирма, твою мать, Грач.
– Ой, – сказал Меняев. – А знаете, Таня, что я вдруг…
– Послушай меня, Андрюшенька, – Таня открыла глаза и наклонилась в его сторону. – Послушай меня хорошенечко. Мы с тобой оба прекрасно знаем, какое ты говно. Я это знаю, ты это знаешь. Не нужно прямо сейчас никому это демонстрировать. Понимаешь? Скажи «да», если понимаешь.
Меняев захохотал. Таня подождала, пока он нахохочется.
– Понимаешь? – повторила она. – Да или нет?
– Понимаю, Танечка. Как скажешь.
– Молодец. Слушай дальше. Сейчас я включу камеру, и ты в неё будешь говорить на английском языке о себе любимом. Примерно десять-пятнадцать минут. Детство, в людях, твои университеты, трудовая биография, заслуги перед партией, основные вехи личной жизни, почему из России удрал – вот это всё. Хобби, любимые книжки, помимо собственных. Какие рок-группы слушаешь, придя домой после школы. Понимаешь?
– Рубашку порвать не надо? – Меняев откинулся на спинку стула и сложил руки на груди. – Пеплом голову посыпать? На колешках постоять перед чем-нибудь?
Таня смотрела на него, изредка моргая.
– Понимаю, – сказал Меняев.
– Говори в нейтральном ключе. Улыбайся по-человечески, а не вот так. Чтобы зрителя не стошнило лишний раз. Подробности отбирай на своё усмотрение. Подробности сейчас значения не имеют. Какое ты говно я Харпе расскажу сама. Заодно статью твою в английской «Википедии» расширим и дополним, чтоб она отражала многогранность твоей личности. Твоя задача сейчас – показать наглядно, что ты на человека похож. Причём на такого, с которым жить можно под одной крышей. Понимаешь?
– Понимаю.
– Молодец. Готов? – Таня открыла боковое крылышко камеры. В камере что-то щёлкнуло, старомодно и трогательно. – Или в туалет, может, хочешь сходить? У тебя соус засохший на роже.
Правая рука Меняева невольно дернулась к лицу, стала отряхивать девятидневную поросль на челюсти.
– Неее, с другой стороны, – сказала Таня. – Иди, иди. Умойся. В конце прихожей дверь. Полотенце можешь взять любое.
Меняев встал и пошёл в туалет. Дойти до туалета оказалось не так-то просто. Его мутило от ненависти к этой благодетельной питерской сучке и её голубым подельникам, и трудно было ориентироваться. Сначала он ткнулся в дверь квартиры, взялся даже за ручку и секунд восемь стоял у порога, чуть ли не упираясь лбом в сероватый пластик. Очень хотелось послать их всех на хуй, хотелось выйти и шарахнуть дверью. У него же были деньги – по идее, вполне достаточно, чтобы никогда не любезничать с пидором Колей, не выполнять команд Ирмы Грач. Но в последнюю секунду (он уже поворачивал ручку) инстинкт самосохранения пересилил ненависть, и Меняев отшатнулся от выхода, испугавшись